Уильям Нордхаус, которому в этом году исполнилось 82 года, был первым экономистом нашего времени, попытавшимся количественно оценить цену изменения климата. Его волшебство в моделировании климата, которое принесло ему Нобелевскую премию по экономике в 2018 году, сделало его одним из самых последовательных мыслителей в мире. Его идеи были приняты Межправительственной группой экспертов по изменению климата, Агентством по охране окружающей среды США, глобальными риск-менеджерами, индустрией финансовых услуг и университетами по всему миру, которые преподают экономику климата. Работа Нордхауса буквально может повлиять на жизни миллиардов людей. Это связано с тем, что его количественная оценка непосредственных затрат на действия по борьбе с изменением климата — в балансе с долгосрочным экономическим ущербом от бездействия — лежит в основе ключевых предложений по смягчению выбросов углекислого газа. Не будет преувеличением предположить, что судьба наций и значительной части человечества зависит от того, верны ли его прогнозы.
Межправительственная группа экспертов по изменению климата пришла к выводу, что Нордхаусу можно доверять. Модели комплексной оценки, используемые в МГЭИК, основаны на взглядах Нордхауса на адаптацию к потеплению, которое лишь незначительно снижает мировой валовой внутренний продукт. Если повышение температуры практически не повлияет на будущий ВВП, у мировых правительств будет меньше стимулов действовать сейчас, чтобы сократить выбросы.
Модели Нордхауса говорят нам, что при повышении температуры где-то между 2,7 и 3,5 градусами Цельсия мировая экономика достигает «оптимальной» адаптации. Оптимальным в этом сценарии является то, что ископаемое топливо может продолжать сжигаться и в конце XXI века, обеспечивая экономический рост, рабочие места и инновации. Человечество, утверждает Нордхаус, может адаптироваться к такому потеплению при скромных инвестициях в инфраструктуру, постепенных социальных изменениях и, в богатых развитых странах, при небольших жертвах. Тем временем мировая экономика увеличится за счет выброса большего количества углерода.
Оказывается, его модели фатально ошибочны, и все большее число коллег Нордхауса отвергают его работу. Джозеф Стиглиц, бывший главный экономист Всемирного банка и профессор экономики Колумбийского университета, недавно сказал мне, что прогнозы Нордхауса «совершенно ошибочны». Стиглиц назвал особенно странной идею о том, что оптимизация мировой экономики произойдет при потеплении на 3,5°С, что, по мнению ученых-физиков, приведет к глобальному хаосу и климатическому геноциду в беднейших и наиболее уязвимых странах.
В журнальной статье, опубликованной в прошлом году, Стиглиц и соавторы Николас Стерн и Шарлотта Тейлор из Научно-исследовательского института Грэнтэма по изменению климата и окружающей среды Лондонской школы экономики и политических наук, заявили, что модели комплексной оценки Нордхауса «неадекватны для отражения глубокой неопределенности и экстремального риска». Они не учитывают «потенциальную потерю жизней и средств к существованию в огромных масштабах, а также фундаментальную трансформацию и разрушение нашей природной среды».
Изменение климата является одним из примеров, рассказали мне Стиглиц и Стерн в электронном письме, в котором «общепризнано, что существует чрезвычайный риск, что могут произойти некоторые действительно экстремальные события — и мы знаем, что не можем притворяться (т. е. действовать так, как будто) мы знаем вероятности. В работе Нордхауса не учитываются должным образом ни чрезвычайный риск, ни глубокая неопределенность».
Другими словами, глобальная организация, которой поручено вести человечество через климатический кризис, считает путеводной звездой экономиста, получилвшего Нобелевскую премию за расчеты расходов на борьбу с изменением климата, которые совершенно недостоверны. Я не знаю, что сказать…
Большинство учёных считают безумием обсуждать оптимизацию чего-либо и где бы то ни было, когда на земном шаре потепление достигает хотя бы 2 градусов. Исследователи климата Янъян Сюй и Вирабхадран Раманатан в широко цитируемой статье 2017 года определили потепление на 1,5°C как «опасное», а на 3°C или выше как «катастрофическое». В то время как температура выше 5 C была «за гранью катастрофы», с последствиями, которые включают «экзистенциальные угрозы». Покойный Уилл Штеффен, новатор системного мыслителя Земли, вместе со многими своими коллегами предупреждал, что 2°C является критическим показателем. При потеплении на 2°C мы «активируем другие критические элементы в каскаде, напоминающем домино, который может привести к еще более высоким температурам в земной системе». Такие «каскады обрушения» могут быстро привести к «непригодной для выживания человека окружающей среде», сценарию, известному как «тепличная Земля».
Но путь к тепличной Земле будет долгим и мучительным. Когда я брал у него интервью в 2021 году, Штеффен, который умер в январе прошлого года в возрасте 75 лет, был обеспокоен «краткосрочным коллапсом» глобальной продовольственной системы. По словам Штеффена, засуха и жара уже сократили мировое производство зерновых в последние годы на целых 10 процентов. «Продовольственные шоки, вероятно, станут намного хуже», — написал он в статье 2019 года, написанной в соавторстве с Аледом Джонсом, директором Института глобальной устойчивости в Англии. Университет Раскина. «Риск отказа нескольких хлебных корзин возрастает и возрастает гораздо быстрее, чем глобальное потепление на 1,5°C. … Такие потрясения представляют собой серьезную угрозу — резкий рост цен на продукты питания, гражданские беспорядки, крупные финансовые потери, голод и смерть».
В отчете за 2022 год под названием «Климатический финал: изучение сценариев катастрофического изменения климата» 11 ведущих ученых, занимающихся системами Земли и климатологами, в том числе Штеффен , пришел к выводу, что существует «достаточно доказательств того, что изменение климата может стать катастрофическим… даже при скромном уровне потепления». Согласно отчету:
Изменение климата может усугубить уязвимость и вызвать множественные косвенные стрессы (такие как экономический ущерб, потеря земель, а также отсутствие водной и продовольственной безопасности), которые перерастают в общесистемные синхронные сбои. … Вполне вероятно, что внезапное изменение климата может спровоцировать системные сбои, которые расшатают общества по всему миру».
То, что описывают эти ученые, — это глобальный цивилизационный коллапс, возможно, при жизни молодого или даже среднего возраста читателя этой статьи.
Согласно отчету «Климатический эндшпиль», нынешняя траектория выбросов углекислого газа ставит мир на путь повышения температуры на 2,1–3,9 °C к 2100 году. Это ужасающая перспектива. Аналитики систем Земли говорят нам, что пригодные для проживания и возделывания земли в режиме потепления на 3–4 C будут настолько сокращены, а экосистемные услуги настолько разрушены, что может произойти смерть миллиардов людей в ближайшие восемь десятилетий или меньше.
Ужасающие цифры. Но ученые имеют в виду то, что говорят. Кевин Андерсон, профессор энергетики и изменения климата в Манчестерском университете в Великобритании и Уппсальском университете в Швеции, утверждает, что «около 10 процентов населения планеты — около полумиллиарда человек — выживет, если глобальная температура повысится на 4 C». ». Он отмечает с некоторой долей надежды, что мы «не доведем до вымирания всех людей, поскольку несколько человек, обладающих необходимыми ресурсами, смогут поселиться в нужных частях мира и выжить. Но крайне маловероятно, что не произойдет массового вымирания при температуре 4°С».
Йохан Рокстрём, директор Потсдамского института исследований воздействия на климат в Германии и ведущий исследователь переломных моментов климата и «безопасных границ» для человечества, прогнозирует, что в мире, где температура потеплеет на 4 градуса, «трудно представить, как мы сможем вместить миллиард человек или даже половина этого количества». Население мира сегодня составляет 7,6 миллиарда человек, причем каждый год прибавляется 80 миллионов человек.
Однако, когда Нордхаус рассматривал последствия потепления на 6 градусов, он не не предсказывал этого ужаса. Он утверждал, что нам грозит «ущерб» в размере от 8,5 процентов до 12,5 процентов мирового ВВП на протяжении 21 века. В своей статье в Экономическом журнале Штерн в самых резких выражениях разъяснил Нордхаусу: «Нам грозит массовая смертность, миграция миллиардов людей и серьезные конфликты по всему миру», — написал он. «Совершенно неправдоподобно, что цифры около 10 процентов ВВП — это разумное описание разрушений и катастроф, которые может вызвать потепление на 6 градусов».
В электронном письме The Intercept Нордхаус охарактеризовал критику своих коллег как «искаженное и неточное описание работы и моих взглядов. Я давно поддерживаю установление цен на выбросы углерода и ориентированность на климат [исследования и разработки], которые являются ключом к замедлению изменения климата. Предложения в моих статьях указывают на цели, которые НАМНОГО более амбициозны, чем текущая политика». Он отказался сообщить какие-либо искажения или неточности.
Чтобы понять разницу между учеными-климатологами и экономистами-климатологами, нужно сначала понять, что большинство экономистов — людей, которых мы называем основными или неоклассическими экономистами — мало знают или мало интересуются тем, как на самом деле обстоят дела на планете Земля. Проблема их экологического невежества начинается с обучения в университете, где типичный курс бакалавриата по экономике готовит студентов к жизни в крайнем невежестве о сложных основах того, что называется «рынком».
Начните с типичного учебника по мрачной науке — скажем, с исчерпывающего учебника Пола Самуэльсона, написанного в соавторстве с Нордхаусом, под названием Экономика. Книгу считают «флагманом» «принципов современной экономики». На его страницах вы найдете диаграмму кругового потока, показывающую, как «домохозяйства» и «фирмы» обмениваются деньгами и товарами. Это называется рынок. Домохозяйства являются владельцами земли, труда и капитала, которые они продают фирмам для производства товаров. Затем домохозяйства покупают товары, обогащая фирмы, что позволяет фирмам покупать больше земли, рабочей силы и капитала, обогащая домохозяйства. В идеальных обстоятельствах количество на блок-схеме постоянно увеличивается: прибыли фирм растут, как и доходы домохозяйств.
Простая, невозмутимая закрытая система, но в то же время нелепая, фантастическая, абсурдная сказка. В круговой диаграмме потока стандартной экономики ничто не входит извне, чтобы поддерживать движение, и ничего не выходит в результате потока. Нет никаких ресурсов из окружающей среды: нет нефти, угля или природного газа, нет минералов и металлов, нет воды, почвы или продуктов питания. Никаких выбросов в экосферу. Нет ни мусора, ни загрязнений, ни парниковых газов. Это потому, что в круговой диаграмме нет ни экосферы, ни окружающей среды. Экономика рассматривается как самообновляющаяся, вечная карусель, расположенная в вакууме.
«Я преподавал эту дурацкую маленькую диаграмму студентам Университета штата Луизиана в течение 30 лет», — сказал мне в интервью ранее покойный Герман Дейли, один из величайших противников стандартной экономической теории 20-го века, умерший в возрасте 84 лет в прошлом году. «Я считал это идеальным, имея докторскую степень, прежде чем мне пришло в голову, что это очень странная парадигма».
В 1970-х годах, работая в Университете Мэриленда, Дейли стал пионером в области экологической экономики, которая моделирует биофизическую реальность, ограничивающую все экономики. «Человеческая экономика, — писал Дейли, — представляет собой полностью содержащуюся и полностью зависимую растущую подсистему нерастущей экосферы» — выводы здравого смысла, которое в господствующей экономической науке равносильно ереси. Дейли подчеркнул, что экономика зависит от невозобновляемых ресурсов, которые постоянно истощаются, и от функционирующей биосферы, ограничения которой необходимо уважать. Его наиболее важным вкладом в литературу по этой ренегатской экономической теории стала его знаменитая (в некоторых кругах печально известная) модель «стационарного состояния», которая объясняет биофизические пределы роста. Дейли поплатился за инакомыслие. Его коллеги-экономисты объявили его отступником.
Э.Ф. Шумахер пришел к аналогичным выводам относительно основной экономической теории в своей книге 1973 года Малое красиво, которая стала бестселлером. «Методологии экономики присуще игнорировать зависимость человека от мира природы», – писал Шумахер, подчеркивая его. Экономика, по словам Шумахера, затрагивает лишь «поверхность общества». У него нет возможности исследовать глубину системного взаимодействия между цивилизацией и планетой. Столкнувшись с «насущными проблемами времени» — негативными экологическими последствиями экономического роста — экономика выступает «как эффективный барьер на пути понимания этих проблем из-за своей склонности к чисто количественному анализу и отказа взглянуть на реальную природу вещей».
Чисто количественный анализ — это амфетамин для экономистов-мейнстримов. Постоянная дозировка сохраняет его карандаш острым, а глаза слепыми. Хорошо подмечено, что аспирантура порождает своего рода изобретательную пустоту среди экономистов, которые мчатся к финишу на конвейере университетов. Еще в 1991 году в отчете комиссии по «высшему экономическому образованию» предупреждалось, что университетская система в Соединенных Штатах выпускает «слишком много идиотов-ученых», экономистов, «технически опытных, но не разбирающихся в реальных экономических вопросах» — неспособных то есть заглянуть в реальную природу вещей.
С помощью какого математического волшебства Нордхаус, знаменитый член элиты Лиги Плюща, пришел к прогнозам, которые так сильно расходятся с прогнозами ученых-климатологов?
Ответ находится в чем-то под названием DICE, матери интегрированных моделей оценки климатических затрат. Это означает динамичную интегрированную климатическую экономику. Нордхаус сформулировал DICE впервые в 1992 году и обновил его последний раз в прошлом году.
В DICE эффект потепления климата измеряется исключительно как процентная потеря (или прирост) ВВП. На языке экономической теории предполагается, что рост ВВП «экзогенно детерминирован», что означает, что он будет сохраняться с установленной скоростью в течение долгого времени, независимо от климатических потрясений. Ученые, изучающие земные системы, скажут вам, что предполагать экзогенно детерминированный рост — это верх надменного высокомерия. Напротив, Нордхаус в своей модели DICE уверяет нас, что рост продолжается, как Кадиллак, путешествующий по побережью Калифорнии со случайными выбоинами. Но реальность такова: ливни, оползни, землетрясения и другие водители на дороге.
Как отмечают Стерн и Стиглиц, эта необоснованная уверенность в постоянном росте в будущем, пострадавшем от климата, является первой из ошибок Нордхауса. «Модель Нордхауса не полностью учитывает тот факт, что, если мы не сделаем больше для предотвращения изменения климата, изменение климата повлияет на темпы роста», — сказали они мне по электронной почте. «Нам придется тратить все больше и больше на устранение ущерба, и нам придется все меньше и меньше тратить на инвестиции, способствующие экономическому росту». И, добавляют, некоторые результаты, возникающие в результате слабых действий по борьбе с изменением климата, могут глубоко изменить то, что возможно с точки зрения экономической активности. Экстремальная жара, затопление, опустынивание, ураганы и т. д. Такие погодные явления и обширные климатические изменения могут привести к тому, что большие территории мира станут низкопродуктивными, неэффективными или непригодными для проживания.
Вторая ошибка Нордхауса — использование редукционистских математических формул. Он использует так называемый квадратичный метод для расчета взаимосвязи между повышением температуры и экономическими последствиями. Среди свойств квадратичного уравнения является то, что оно не допускает разрывов; нет точек, в которых связь, подразумеваемая функцией, нарушается. Но плавные функции демонстрируют плавное развитие, и изменение климата будет совсем не плавным. Такие расчеты не учитывают экстремальные погодные условия, инфекционные заболевания, перемещение и миграцию, международные и местные конфликты, массовую заболеваемость и смертность, крах биоразнообразия, хрупкость государств или нехватку продовольствия, топлива и воды. Невозможно измерить усиление обратной связи и переломные моменты, такие как потеря морского льда в Арктике, прекращение жизненно важных океанских течений, коллапс Амазонки и тому подобное.
Третья ошибка Нордхауса связана со столь же примитивными формулами. Нордхаус рассчитывает, что ВВП конкретного места фундаментально связан с его температурой. Так, если в 2023 году в Лондоне определенная температура, а ВВП в Лондоне такой-то, разумно предположить, что, когда в будущем в широтах к северу от Лондона температура повысится, ВВП вырастет до такого же уровня, как в Лондоне сегодня. Делайте из этого что хотите, но это глупость широкого масштаба, и тем не менее она занимает центральное место в модели Нордхауса.
Четвертая фатальная ошибка Нордхауса — самая фарсовая. В статье 1991 года, ставшей пробным камнем для всех его последующих работ, он предположил, что, поскольку 87 процентов ВВП создается в так называемой «тщательно контролируемой среде» — иначе известной как «в помещении», — климат не будет влиять на нее. В список видов деятельности в помещении, свободных от каких-либо последствий изменения климата, составленный Нордхаусом, входят производство, добыча полезных ископаемых, транспорт, связь, финансы, страхование, недвижимость, торговля, услуги частного сектора и государственные услуги. Нордхаус, похоже, путает погоду с климатом. Первое может усложнить планирование обедов на открытом воздухе на вашей яхте. Второе топит яхту.
Незнание систем имеет свойство двигаться вперед, подобно бульдозеру. Нордхаус полагал, что сельское хозяйство является «той частью экономики, которая чувствительна к изменению климата», но поскольку на его долю приходится всего 3 процента национального производства, климатические нарушения производства продуктов питания не могут оказать «очень большого влияния на экономику США». К сожалению для его расчетов, сельское хозяйство является основой, от которой зависят остальные 97 процентов ВВП. Без еды — странно, что приходится это повторять — нет экономики, нет общества, нет цивилизации. Однако Нордхаус рассматривает сельское хозяйство как нечто взаимозаменяемое.
Этот бардак в его модели принес ему Нобелевскую премию. «То, что он даже был номинирован на эту премию, демонстрирует как низкий контроль качества применяется при выборе победителя по экономике», — сказал мне Стив Кин, научный сотрудник Университетского колледжа Лондона и самопровозглашенный экономист-отступник. Кин является автором множества книг, ставящих под сомнение ортодоксальность господствующей экономической теории. Он был одним из первых критиков моделей комплексной оценки в МГЭИК, которые своим позитивным блеском обязаны методологии Нордхауса. Его едкое эссе 2021 года «Отвратительная неоклассическая экономика изменения климата» посвящено проблемам нордхаусианских моделей.
«Любой журналист-расследователь, преодолевший страх перед уравнениями и просто прочитавший тексты Нордхауса, понял бы, что его работа — чушь», — сказал мне Кин. «Предполагая, что 97 процентов экономики «незначительно повлияет на изменение климата», потому что оно происходит в «тщательно контролируемой среде»?»
«Когда дело доходит до климата, — сказал Кин, — этот парень — идиот: идиот-ученый, но по сути все же идиот».
И не только Нордхаус. Экономисты-климатологи послушно пошли по его стопам и разработали модели затрат, которые не имеют никакой связи с известными законами физики, динамикой климата или сложностью земных систем.
Исследование, проведенное в 2016 году экономистами Дэвидом Антоффом из Калифорнийского университета в Беркли, Франсиско Эстрада из Института экологических исследований в Амстердаме и Ричардом Тол из Университета Сассекса обличает один из наиболее вопиющих примеров нордхаусианской чепухи. (Тол — один из протеже Нордхауса, а Нордхаус указан в качестве рецензента статьи). Три академика смело заявляют, что прекращение атлантической меридиональной обратной циркуляции, или AMOC — важнейшей земной системы, которая направляет теплые экваториальные воды в сторону Арктики, и холодная вода на юге — могут оказать благотворное влияние на европейскую экономику.
Последние несколько тысяч лет AMOC, также известная как термохалинная циркуляция, поддерживала в Европе относительно теплые зимы, благодаря теплым водам, приносимые к северу от экватора. Замедление и возможная остановка этой системы может погрузить Европу и обширные части Северного полушария в сильные холода. Вероятность такой остановки возрастает, поскольку вода от таяние ледников льется в Северную Атлантику и изменяет хрупкий баланс соленой и пресной воды, который приводит в движение петлевые течения.
Однако для Тола, Антоффа и Эстрады коллапс одной из земных систем, которая поддерживала климатическую стабильность голоцена, является хорошим событием. «Если [AMOC] немного замедлится, глобальный эффект составит положительные 0,2–0,3 процента дохода», — заключили они. «Этот показатель увеличивается до 1,3 процента в случае более выраженного замедления». Они утверждали, что, хотя климатическое потепление поджарит остальной мир, европейские страны выиграют от охлаждающего эффекта по причине остановки течения.
Эта оптимистичная оценка стала неожиданностью для Джеймса Хансена, отца науки о климате, который подсчитал, что при отключении AMOC возникнет огромная разница температур между полюсами и экватором, что приведет к сильнейшим суперштормам в Атлантическом океане. По словам Хансена, в последний раз, когда Земля испытывала подобные перепады температур, во время межледниковой эры Эема, примерно 120 000 лет назад, бушующие бури забрасывали валуны размером с дом на береговые линии в Европе и Карибском бассейне. По оценкам, волны от штормов вторгались вглубь суши на высоту 40 метров над уровнем моря.
Что в этих экстремальных условиях случится с судоходными путями, прибрежными городами и портами, а также с трансатлантическими перевозками всех видов? Для климатических профанов Тола, Антоффа и Эстрады этот вопрос не стоит. «В Северной Атлантике будет штормить намного сильнее, особенно для европейцев», — сказал мне Хансен по электронной почте. Его исследовательская группа пришла к выводу, что закрытие AMOC «неизбежно в этом столетии, возможно, к середине столетия, при сохранении уровня выбросов».
Дальше — больше. Саймон Дитц из Лондонской школы экономики и политических наук и его коллеги-экономисты Джеймс Райзинг, Томас Стерк и Гернот Вагнер развили некоторые из самых невежественных представлений о нашем климатическом будущем, используя математические модели Нордхауса. Они изучили последствия для ВВП при достижении восьми переломных моментов экосистемы Земли, которые климатологи определили как экзистенциальную угрозу индустриальной цивилизации. Переломные моменты так же знакомы, как похоронная ектения, любому, кто знаком с литературой по климату: исчезновение арктического летнего льда; потеря тропических лесов Амазонки; потеря ледниковых щитов Гренландии и Западной Антарктики; выброс гидратов метана из океана; выбросы углерода из вечной мерзлоты; крах АМОК; и крах индийского муссона.
«Дитц и друзья» пришли к удивительному выводу, что если все восемь точек будут достигнуты, экономические издержки к 2100 году составят дополнительные 1,4 процента ВВП сверх примерно 8–12 процентов, прогнозируемых Нордхаусом.
Подумайте об этом прогнозе с точки зрения здравого смысла: минимальное влияние на мировую торговлю, когда Арктика летом становится темно-синей, а не белой; когда джунгли Амазонки перестанут быть зелеными, а станут коричневой саванной или пустыней; когда в Гренландии и Западной Антарктике белый лед представляет собой бесплодную скалу. Трансформация огромных масштабов на поверхности Земли, в атмосфере и в наземных биотических сообществах. Гидраты океанского метана имеют энергетическое содержание, которое превышает содержание энергии во всех других месторождениях ископаемого топлива. Вечная мерзлота содержит количество углерода, примерно в два раза превышающее нынешнее содержание углерода в атмосфере. С ослаблением или крахом АМОК Европа может оказаться в условиях, аналогичных малому ледниковому периоду, с резким сокращением площади земель, пригодных для выращивания пшеницы и кукурузы. Увеличение изменчивости индийских муссонов поставит под угрозу жизни более миллиарда человек.
«Утверждение о том, что эти изменения фактически не окажут никакого влияния на человеческую экономику, является экстраординарным», — написал Кин. Реальность такова, что если бы все восемь переломных точек системы Земли были достигнуты, человечество оказалось бы в ужасной беде.
Реалистичный взгляд на работу экономистов-климатологов школы Нордхауса предполагает, что они выступают за социопатию в качестве политического рецепта. По оценкам Нордхауса, по мере того, как экономическая активность движется к полюсам с потеплением, массовое сокращение ВВП в тропиках будет компенсировано оптимальной адаптацией на Глобальном Севере. «Массовое сокращение ВВП», конечно, не понимается Нордхаусом в явном виде как коллапс продовольственной системы по всему экватору, за которым следует социальный коллапс, массовые смерти, войны и библейский исход, которые производят каскадные нелинейные эффекты, втягивающие мир в переплетения неизвестного.
Не о чем беспокоиться, уверяет Нордхаус: массовое вымирание стран с низким ВВП вряд ли повлияет на перспективы экономического роста, потому что на холодном Глобальном Севере ситуация улучшится. Это объятие мифических положительных сторон климатического геноцида.
Имеют ли правительства, политики и общественность хоть какое-то представление о том, что послания элиты экономистов-климатологов необоснованы? До сих пор мы действовали с уверенностью, что все хорошо. Одним из лучших индикаторов этой верности лемминга иллюзорному оптимизму является финансовый сектор.
Кин написал отчет для инвесторов в этом году, в котором он отметил, что пенсионные фонды полностью проглотили нордхаусовские прогнозы нашего светлого будущего, когда рушится климатическая система. «Следуя советам инвестиционных консультантов, пенсионные фонды сообщили своим членам, что глобальное потепление на 2–4,3 градуса окажет лишь минимальное влияние на их портфели», — написал Кин. «Это приводит к огромному разрыву между тем, что ученые ожидают от глобального потепления, и тем, к чему готовы пенсионеры/инвесторы/финансовые системы». Кин не считает, что дела закончатся хорошо для инвесторов.
Когда я спросил его, что нужно сделать, чтобы изменить политику МГЭИК, Кин ответил: «Нам нужно, чтобы все были так же злы, как и я». Халатность таких экономистов, как Нордхаус, сказал он, «в конечном итоге приведет к гибели миллиардов людей».
Эндрю Гликсон, который преподает в Австралийском национальном университете в Канберре и консультирует МГЭИК, написал о наступающей эпохе массового вымирания людей, которую он называет плутоценом, естественным преемником антропоцена. Глобальные правительства, обвиняет он, являются «преступниками», потому что начали наступление плутоцена в погоне за краткосрочной политической и экономической выгодой. Впервые я обратился к нему во время черного лета лесных пожаров, которые бушевали по всей Австралии в 2020 году. Настроение Гликсона тогда было скверным, и с тех пор не улучшилось.
«Правящие классы отказались от идеи выживания многочисленных видов и будущих поколений, — сказал он мне, — их бездействие представляет собой величайшее преступление против жизни на Земле». Одной из причин бездействия является ложный нарратив, который климатический идиот Нордхаус распространяет благодаря своим «гениальным» математическим моделям.
Это эссе впервые появилось в The Intercept.
