Еще одна статья на тему почему банки сегодня — не нужны. Это паразиты на теле продуктивной экономики. Фрагмент из книги, которую сейчас читаю: «Краткая история денег, или Все что нужно знать о биткоине».
Мне часто пишут, что «социализм не работает». Да прекрасно он работает в корпоративной и банковской сфере. Именно благодаря социализму они процветают. А для рабочего и среднего класса оставили капитализм, и поэтому он почти исчез даже в Америке…
Когда общество пользуется твердыми деньгами, банковское дело становится нужным и продуктивным ремеслом. Банкиры выполняют две функции, необходимые для экономического процветания: хранят и преумножают активы в виде депозитов, а также оценивают степень риска и согласуют сроки погашения кредитов. Сами банкиры при этом получают долю от прибыли в случае успешной работы, но при неудаче лишаются вознаграждения. Таким образом, на рынке остаются лишь профессионалы своего дела, а остальные не выдерживают конкуренции. При использовании твердых денег нет проблем с ликвидностью в случае разорения банка, поскольку любой банк держит у себя все вклады и инвестирует в проекты с тщательно согласованными сроками погашения. Иными словами, неликвидность сама по себе уже равна неплатежеспособности, поэтому не существует системного риска, из-за которого банк мог бы стать «слишком большим, чтобы позволить себе лопнуть». Разорение банка — проблема акционеров и кредиторов, и только.
Мягкие фиатные деньги допускают возможность рассогласования сроков погашения, например за счет частичного банковского резервирования, что делает банки подверженными риску кризиса ликвидности или банковской паники. Рассогласование сроков погашения, или частичное резервирование как один из его видов, неизбежно влечет за собой кризис ликвидности, если кредиторы и вкладчики затребуют свои активы одновременно. Единственный способ обезопасить себя в такой ситуации — наличие некоего запасного кредитора, который готов одалживать деньги банкам в случае паники среди вкладчиков. При использовании твердых денег центробанку пришлось бы обложить дополнительным налогом все население, чтобы удержать на плаву один гибнущий банк. Однако в случае мягкой фиатной валюты центробанку достаточно просто допечатать денег, чтобы спасти банк от кризиса ликвидности. Таким образом, фиатная валюта создает зазор между ликвидностью и платежеспособностью. Банк может быть вполне платежеспособен с точки зрения чистой стоимости активов, но испытывать кризис ликвидности, который не позволяет ему выполнить финансовые обязательства в установленный период. Однако уже само по себе отсутствие ликвидных активов способно вызвать банковскую панику, когда вкладчики и кредиторы разом требуют выдать им средства.
Что еще хуже, кризис ликвидности в одном банке может привести к нехватке ликвидных активов в партнерских банках, из-за чего риск приобретает системный характер. Если же центробанк дает убедительные гарантии, обязуясь предоставить ликвидные средства в подобных случаях, страх перед кризисом ликвидности отступает, что позволяет избежать паники среди вкладчиков, поддержав тем самым банковскую систему в целом.
Частичное банковское резервирование, и в частности рассогласование сроков погашения кредитов, по всей вероятности, и в дальнейшем будет вызывать финансовые кризисы, если центробанки не станут увеличивать денежную массу ради спасения проблемных банков. Однако наличие центробанка, готового протянуть руку помощи, развращает банковскую сферу. В наши дни банкиры готовы пойти на чрезмерные риски, прекрасно зная, что центробанк обязательно бросит им спасательный круг, лишь бы предотвратить системный кризис. На наших глазах банковское дело превратилось в ремесло, которое приносит банкирам прибыль безо всякого риска, а всем остальным — риск безо всякой прибыли.
Банковская сфера в наши дни все больше разрастается, и банки почти никогда не уходят с рынка. Из-за системного риска, неизбежно сопутствующего работе банка, любую оплошность или неудачу можно представить как кризис ликвидности и заручиться поддержкой центробанка. Ни у одной другой сферы преимущественно частного бизнеса нет таких широких привилегий, сочетающих высокую норму прибыли, характерную для частного сектора, со страховочными механизмами государственного сектора. Это сочетание сделало деятельность банкиров в наши дни примерно такой же «осмысленней и продуктивной», как у госчиновников, но более прибыльной, чем в любой другой отрасли. В результате финансовые структуры разрастаются до бесконечности и проникают во все сферы экономики.
С тех пор как в 1999 году был отменен закон Гласса — Стиголла, запрещавший коммерческим банкам заниматься инвестиционной деятельностью, разделение банковской сферы на депозитную и инвестиционную инвестиционную часть фактически исчезло. Теперь депозитные банки, которые получают гарантии Федеральной корпорации по страхованию депозитов, могут участвовать в инвестиционных проектах, а страховка защищает их от потерь при неудачных вложениях. Инвестор, застраховавшийся от потерь, фактически получает лицензию на эмиссию денег. Вся прибыль от удачных вложений достается банкам, тогда как компенсация убытков перекладывается на плечи общества. Любой обладатель страховки может получить гигантский доход, всего лишь взяв ссуду и инвестировав эти средства. Прибыль останется у них, а убытки им возместят. Неудивительно, что все больше капитала и трудовых ресурсов стягивается в сферу финансов, ведь если где и бывает действительно бесплатный сыр, то только там.
Экономист Томас Филлипон представил детальный анализ доли финансового сектора в американском ВВП за последние 150 лет. До начала Первой мировой войны этот показатель не превышал трех процентов, но затем резко подскочил, снова сократился в период Великой депрессии и с конца Второй мировой войны и до наших дней стремительно растет. Эта динамика весьма наглядно прослеживается на примере количества студентов, изучающих экономику и финансы. Конкурс на соответствующие факультеты всегда в разы выше, чем в медицинские или технические вузы — словом, туда, где учат производительным профессиям.
Казалось бы, с развитием телекоммуникаций большинство процессов в финансовой сфере можно было бы автоматизировать и постепенно сократить количество занятых в ней людей. В действительности же финансовые структуры до сих пор растут как на дрожжах — не из-за объективного спроса на их услуги, а потому, что правительство страхует их от потерь и позволяет наслаждаться легкими деньгами.
Расхищение принимает особо тяжелые формы в финансовом секторе, но отнюдь им не ограничивается. В силу той же политики крупные компании получают извечное превосходство перед более мелкими конкурентами. В обществе, где инвестиции финансируются из накоплений, капитал сосредоточен в руках граждан с низким временным предпочтением. Они распределяют ресурсы исходя из собственной оценки рыночного потенциала проектов. Верхняя оценка вознаграждается прибылью, ошибки и просчеты приводят к убыткам. Однако при использовании мягкой валюты накопления быстро сгорают, поэтому капитал создается за счет кредитной эмиссии, а распределяет его центробанк со своими дочерними структурами.
Вместо того чтобы доверить распределение ресурсов наиболее благоразумным членам общества с низким временным предпочтением и глубинным пониманием рынка, эта задача возлагается на правительственных чиновников, которым выгодно не сделать правильный прогноз, а раздать побольше кредитов, поскольку от убытков они застрахованы заранее.
Центральное планирование кредитных ресурсов ничем не отличается от любого вида центрального планирования. В итоге чиновники ставят галочки в нужных местах, стараясь угодить своим боссам, а о практической цели этой работы уже никто и не помнит. Опыт и чутье профессионалов, прилежная оценка реальной стоимости инвестиций сегодня подменяются заполнением анкет согласно критериям центробанка. Главное преимущество при раздаче кредитов — масштаб, поскольку считается, что давать ссуды крупным заемщикам менее рискованно. Чем крупнее организация, тем предсказуемее формула ее успеха, тем солиднее обеспечение на случай неудачи и тем спокойнее себя чувствуют банковские чиновники, выдавая кредит по инструкции центробанка. Многие отрасли процветают за счет крупного бизнеса, однако нынешняя кредитная политика выводит преимущества масштаба далеко за пределы того, что можно назвать здоровой конкуренцией. Гиганты бизнеса с легкостью могут взять больше кредитов, чем им нужно. В мире, где инвестиции финансируются из накопленного капитала, такой сценарий невозможен в принципе.
Чем крупнее компания, тем ей легче добиться льготного финансирования, что дает значительное преимущество перед менее крупными независимыми производителями. В обществе, где инвестиционный капитал формируется за счет накоплений, маленький семейный ресторан и гигантская сеть фастфуда соревнуются на равных началах: клиенты и инвесторы свободно выбирают, куда им направить свои ресурсы. На одной чаше весов — престиж крупного бренда, на другой — личный подход к каждому клиенту и прямая связь между поваром и гостем ресторана. Решать будет рынок. Однако в системе, где все ресурсы распределяет центробанк, крупная корпорация получает дополнительный козырь — возможность взять кредит под низкий процент, который недоступен мелким конкурентам. Отчасти по этой причине пищевая индустрия в наши дни принадлежит промышленным гигантам, которые захватили почти все рынки мира: дешевые кредиты существенно повышают процент прибыли.
Сейфедин Аммус
Краткая история денег, или Все, что нужно знать о биткоине
