Почти четыре миллиона британских домохозяйств находятся в бедности, живя в постоянном страхе. Страхе включать отопление. Боязни получить счет, который они не могут себе позволить. И это до объявления OFGEM о том, что с 1 апреля цены на топливо вырастут на ошеломляющие 693 фунта стерлингов (54%). В результате в ближайшие месяцы миллионы людей столкнутся с топливной бедностью.
Вину неизбежно возложат на правительство, но в основе энергетического кризиса лежит парадокс. Высокие цены на энергию не имеют никакого отношения к правительству, но кризис к правительству имеет непосредственное отношение.
Чтобы добраться до сути, нужно вернуться в 1979 год, когда к власти пришла Маргарет Тэтчер. Она воплотила идеологию, известную теперь как неолиберализм. Суть ее в том, что свободный рынок гораздо более эффективен в достижении положительных социальных результатов, чем правительство.
Чем меньше контроля правительства над экономикой, тем лучше она работает. В рыночной системе, организованной вокруг спроса и предложения, нет необходимости в государственном регулировании.
Роль правительства должна состоять в том, чтобы избавиться от любой политики или влияния, которые могут нарушить бесперебойную работу рыночной системы. Дерегулирование, более низкие налоги, приватизация и сокращение государства всеобщего благосостояния привели к сокращению правительства и его влияния на рынок и жизнь людей.
Сторонники неолиберализма утверждают, что свободные рынки приведут к лучшим социальным результатам для всех секторах. Слепая вера в приватизацию основывается на том аргументе, что компании, движимые стремлением к прибыли, будут управлять секторами лучше, чем правительство, и приведут к лучшим результатам для потребителей. В конечном итоге они предоставят потребителям больше выбора, а жесткая конкуренция между участниками приведет к снижению цен.
Непоколебимая вера Тэтчер в неолиберализм привела к приватизации энергетического сектора в 1990 году. И с тех пор он управляется конкурентным свободным рынком.
Оптовый рынок
Аргумент о том, что конкуренция на свободном рынке снизит цены, так и не был реализован. В период с 1996 по 2018 год цены на электроэнергию в реальном выражении выросли примерно на треть, на газ — чуть более чем вдвое.
Причиной роста цен является то, что поставщики не контролируют закупочную цену энергоносителя.
Каждый поставщик покупает энергию на оптовом рынке путем хеджирования по заданной цене. У каждого поставщика есть разные стратегии хеджирования, которые приводят к разнице в цене для потребителей.
Существует два типа тарифов на электроэнергию: тарифы с фиксированной ставкой и тарифы с переменной ставкой.
Большинство поставщиков предлагают сделки с фиксированной ставкой; эти тарифы обычно действуют в течение года или двух. Преимущество этих тарифов заключается в том, что поставщик может хеджировать на время действия контракта. Таким образом, если вы подписываетесь на годовой тариф с фиксированной ставкой, поставщик будет хеджировать и покупать энергию по определенной цене для определенного количества клиентов.
Сделки с фиксированной ставкой выгодны поставщику, поскольку он заранее знает свою маржу; они хороши для клиента, потому что знают, что будут платить одинаковую ставку весь период контракта.
Фиксированные тарифы не имеют предельной цены, поэтому они, как правило, дороже, чем тарифы с плавающей ставкой.
Каждый поставщик предлагает также и плавающий тариф, иногда называемый «стандартным». По плавающим тарифам цена, которую вы платите, может увеличиваться или уменьшаться при условии, что поставщик уведомит об изменении за тридцать дней.
OFGEM регулирует плавающие тарифы, устанавливая ценовой потолок. Без ограничения не было бы контроля над тем, сколько поставщики могут взимать. А поскольку частные компании существуют для максимизации прибыли, а не для максимизации социальных благ, существует риск того, что без ограничения цен цены вырастут, что приведет к увеличению прибыли для поставщиков, но и цены для потребителей.
Потолок цен защищает миллионы уязвимых граждан, живущих в топливной бедности, чье положение было бы намного хуже без законодательных ограничений.
Однако, если подумать, весь аргумент в пользу приватизации заключается в том, что рынки снижают, а не повышают цены. Если бы рынки приносили эффективные социальные результаты (как утверждает неолиберальный альбом цитат), не было бы необходимости в регулировании, защищающем граждан от компаний, жаждущих прибыли. Тот факт, что существует предельная цена, означает, что свободные рынки не всегда делают то, что предполагает теория.
Кризис
Здесь мы подходим к сути парадокса. Правительство приватизировало энергетический сектор в 1990 году, и таким образом сыграло неотъемлемую роль в создании условий, которые привели к нынешнему кризису. Но оно не виновато в резком росте оптовых цен.
Цены на оптовом рынке начали стремительно расти в сентябре 2021 года из-за опасений дефицита.
Вот где этот ценовой предел стал проблемой, потому что предел устанавливается дважды в год — один раз 1 апреля, а затем снова 1 октября. OFGEM рассчитывает верхний предел на основе средней цены на оптовом рынке за последние шесть месяцев.
Проблема для поставщиков заключается в том, что оптовые цены взлетели как раз перед тем, как в октябре был установлен ценовой потолок.
Именно здесь стратегия хеджирования поставщиков и тарифы, которые они предлагают потребителям, стали крайне важными.
Повышение не стало проблемой для поставщиков, у которых много клиентов, привязанных к фиксированным тарифам, потому что поставщик купил бы энергию до наступления кризиса.
Но поставщиков, у которых было много (или все) клиентов с плавающими тарифами, это делало очень уязвимыми. Многие поставщики обнаружили, что покупают энергию по гораздо более высокой цене, чем по закону разрешено продавать.
Что усугубило кризис, так как цены подскочили в преддверии зимы, когда потребление энергии достигает пика. Из-за того, что поставщики субсидируют потребление энергии, 25 поставщиков энергии прогнозируемо обанкротились с октября по декабрь прошлого года.
Обычно банкротство компаний на рынке не является чем-то плохим. Инновации (и страх перед последствиями отказа от инноваций) — это сила рынков. Компании, находящиеся в жесткой конкуренции друг с другом, постоянно придумывают новые идеи и инновации, чтобы оставаться в лидерах.
Неспособность внедрять инновации или правильно читать рынок может привести к банкротству.
Однако энергетический рынок отличается. Энергия – это важнейшая услуга, в которой нуждается каждый. Когда разоряется энергетическая компания, это не похоже на компанию по производству одежды или электроники. В то время как люди могут отказаться от покупки каких-то товаров, и потеряют работу, общество не останется без основных услуг, удовлетворяющих базовые потребности.
Время перемен
Это фундаментальная проблема слепой веры в то, что свободные рынки всегда приведут ко всеобщему благу . Если компании на энергетическом рынке терпят крах, правительство должно вмешаться из-за критической важности предоставляемых услуг.
Кроме того, энергетический кризис показывает, что рынки работают только тогда, когда окружающая экосистема здорова. Когда оптовый рынок был стабилен, проблем не было, но как только оптовые цены пошли вверх, рынок развалился.
Как рынки могут работать только тогда, когда дела идут в их пользу, и ломаться, когда что-то идет не так?
И если это тот случай, когда правительства должны вмешиваться, когда что-то идет не так в критических секторах, то, безусловно, это признак того, что эти сектора не подходят для приватизации?
В настоящее время оптовые цены настолько высоки, что люди платят больше за свою энергию, независимо от того, является ли сектор частным или национальным. Но в национализированном секторе правительство могло бы иметь гораздо больший контроль над управлением ценами и поддержкой тех, кто не может позволить себе энергию.
Они могли бы субсидировать цены на энергоносители для наиболее уязвимых слоев населения, а не предлагать кредит, который даже близко не покроет масштабное повышение цен, которое должно вступить в силу 1 апреля.
Рынки могут привести к лучшим результатам в некоторых секторах, но в энергетическом секторе они привели к неэффективности, неопределенности и, в конечном итоге, к социальному краху — полная противоположность тому, что было обещано.
Когда люди платят за энергию больше, чем когда-либо, а миллионы людей круглогодично сталкиваются с неуверенностью и страхом перед постоянно растущими затратами, что нужно правительству, чтобы признать, что приватизация энергетического сектора провалилась?
Если из энергетического кризиса можно извлечь какую-то пользу, так это то, что он сделал доводы в пользу национализации энергетического сектора гораздо более убедительными. Но с слепой верой консерваторов в свободный рынок, являющийся такой ключевой частью идентичности партии, переоценка энергетического сектора кажется маловероятной, не говоря уже о согласованных усилиях о его национализации.
