Нам придется это сделать, чтобы не погибнуть. Статья о проблематике украинского села, причинах деградации и пути его возрождения.
Исчезновение сел – не необратимый процесс. Довольно быстро можно вернуть жизнь в сельскую местность. Это не затратный и относительно не сложный процесс. Но он нуждается в политической воле, системном подходе и целевых государственных программах.
Каждый год в Украине пустеют десятки сел. Об этом написано масса материалов, есть даже отдельные каналы и группы в Facebook, регулярно про это и снимающие репортажи.
Уже давно в сферу моих интересов входит микроэкономика и социология. В течение более 15 лет я путешествую по Украине, общаюсь жителями и изучаю местные проблемы. Статья написана на основе моего многолетнего опыта проживания в сельской местности, общение с жителями, работы и небольших бизнес-проектов в сфере IT, сельского хозяйства и строительства.
Основным объектом моих исследований стали причины ухудшения жизни села, начавшиеся после обретения Украиной независимости. Изучая их, мне пришлось переосмыслить многое из того, что я знал о бизнесе, маркетинге, политике и экономике, когда я столкнулся с тем, что методики и подходы, описанные в учебниках, в селе просто не работали.
Политика и село
Основной целью современной либеральной политики стало (и продолжает быть) разрушение социальных связей. В селе это проявилось в уничтожении коллективных методов хозяйствования и кооперации. Селянам много лет навязывалась идея, что по одиночке они заживут лучше, чем вместе. Намеренно или нет, но токсичный индивидуализм, которые сейчас критикуется аналитиками и интеллектуалами в западных странах, и особенно – США, ставший причиной социального распада и экономической деградации, возобладал в украинском селе. Немалую роль в этом сыграли “агенты влияния”, работавшие на гранты зарубежных фондов и правительств. Землю бездумно распаевали, колхозное имущество разделили. Каждому досталась в собственность частичка бесполезного по отдельности имущества. Став мелким собственником или “совладельцем”, селянин лишился средств производства и организационной структуры, как цельного функционального механизма.
Если с автомобиля снять двигатель, кузов и колеса – она не поедет.
Так и кооперация, сотрудничество и общественное благо – это когда целое больше, чем сумма всех его составляющих, принцип, известный еще со времен Аристотеля. Чтобы машина обрела рабочий функционал и поехала – ее нужно собрать.
Так частичка собственности, доставшаяся пайщикам и бесполезная по частям, обретала ценность только когда была продана или сдана в аренду. При этом – на условиях арендатора (как правило бывшей колхозной верхушки), тех, кто охватывал понимание всех составляющих процессов, мог организовать и собрать это в единый работающий механизм.
Колхозы
Я проехал всю Украину, от востока до Карпат, от Крыма до Сум. Везде где я был, от местных жителей я слышал одно: были колхозы – была жизнь. Исчезли колхозы – все исчезло. Целые улицы, полные людей, теперь зарастают деревьями и сорняками, а о домах напоминают лишь холмики. И Западная Украина, и русскоязычный восток – все одного мнения!
Это не ограниченные фейсбучной самоцензурой и “политкорректностью” люди, не зашоренные либеральными догмами и штампами “колхозы, трудодни, Сталин, коммунизм, это мы уже проходили”. Они просто дают свою оценку, не понимая до конца причин, что произошло и почему хорошо работающая экономика села развалилась. Ведь обещали же, что будет лучше – поделим имущество и заживем!
Возможно, колхозы были не самой лучшей моделью кооперации, со своими злоупотреблениями. Но на порядки эффективнее, чем модный, но ущербный индивидуализм и те извращенные формы эксплуатации, для которых он стал основой – арендное рабство и агрохолдинги. Разобщенность и отсутствие общих целей открыло возможности для захвата целых отраслей корпорациями, мошенниками и бандитами, которые взяли под контроль богатые природные ресурсы наших громад, прибыль от которых стала попадать в частные карманы, а убытки и издержки перекладывались на местный и государственный бюджет.
Такое мы точно не проходили.
При колхозах, как рассказывают бывшие председатели, большая часть выручки отправлялась в Москву. Но оставалось столько, что не знали куда девать – строили новые фермы, детские садики, предприятия, санатории, дороги, амбулатории, социальные гарантии для работников. Это называется “общество инвестировало само в себя” из доходов, получаемых от общественной же собственности. Не было супер богатых, но у каждого были основы жизни – еда, крыша над головой, социальная защита, безопасность, пенсия, здравоохранение и перспектива развития, если ты хоть немного выбивался по своим способностям из общей массы.
После перехода к “рыночной модели” все изменилось. Заезжая еще в живые в отдаленные села, вы увидите одну и ту же картину – несколько богатых особняков посреди полуразваленных хат и разбитых дорог. Это местные фермера – самые хитрые, самые жадные, самые изворотливые – те, что успели сориентироваться в момент перераспределения богатства и накопления стартового капитала. Взяв контроль над средствами производства, используя местную власть как рычаг, они диктовали условия арендаторам, получили приоритетный доступ к земле и ресурсам, максимизировали прибыль, выжимая из земли максимум. Такие формальности и пережитки как пар, сидераты, севооборот, сбалансированная диверсификация, продовольственная безопасность – были отброшены. Законы “Про защиту земель”, “окружающей среды”, нормы земельного кодекса и охрана окружающей среды тоже больше ничего не значат и никто не контролирует их соблюдение
Сложно назвать это “переменами к лучшему”. Для этого явления есть уже современное определение от западных социологов – “социальный дарвинизм”. Когда наиболее циничные и жестокие представители общества “поедают” и эксплуатируют слабых из своего сообщества. Модель, которая привела к деградации и сельские общины в США.
На этом перераспределение богатства не окончилось – сегодня уже “сельский средний класс”, фермера, победившие в выживании среди слабейших в своих громадах, сами стали кормом для крупных агрокорпораций, владеющих финансовым ресурсом и лобби в правительстве, заставляя принимать законы под них. И хотя этот “вид” фермеров более организован (они пытаются объединяться во всякие не слишком эффективные ассоциации и общественные организации, иногда даже проводят митинги и выступают с протестами и заявлениями), по своей сути они такие же куркули-одноосібники ставящие превыше всего только собственную прибыль и шкурный интерес. И сегодня уже у них более сильные и хищные игроки отжимают землю и оттесняют с рынков сбыта. Закончится это все предсказуемо, как и в тех странах, чьи модели мы бездумно копируем – мега-монополиями и суперконцентрацией рынков и земель. А для населения, которое лишний балласт в этой системе – голодом, безработицей и вымиранием от болезней.
Если только экономическая и политическая модель государства не изменится, вернув социальную политику к основам, записанным в Конституции…
Колхозы были экономической основой села. Тот же Израиль в суровых условиях пустыни и рискованного земледелия сегодня кормит Европу овощами и фруктами, делая ставку именно на модернизированные колхозы, именуемые “кибуцами”.
Избавившись от колхозов, как “пережитка совка” селян загнали еще в худшую форму зависимости – арендное рабство. Агрохолдинг, по своей своей сути – такой же колхоз. Разница в том, что прибыль, полученная от эксплуатации взятой в аренду земли, приватизируется и тратится на джипы, дворцы и оффшорные счета успешных лендлордов. В колхозах она “социализировалась” – направлялась на развитие и благоустройство территорий. Селянин от своего пая, сданного агрохолдингу, получает жалкую ренту, которая сегодня меньше месячного прожиточного минимума. В колхозах он не только получал зарплату, но и имел доступ к социальным благам, которые оплачивались за счет прибыли от выращивания и переработки сельхозпродукции.
Про то, как нужно было трансформировать колхозы и зачем их развалили – видео.
Деятельность колхозов регулировалась централизованно, с учетом потребностей страны и народного хозяйства. В главу угла ставилась продовольственная безопасность, основываясь на диверсификации и бережном отношении к земле и повышении плодородия – пар, севообороты, разумный баланс между пастбищами и пашней. Сегодня все отдано на откуп “свободному рынку”, который сконцентрирован на наиболее прибыльных, но разрушительных для земли монокультурах и подходах. Уже никто не говорил ни о каком госзаказе, семенном фонде, сохранении и выведении новых сортов, не обеспокоен контролем за рациональным использованием земель и ядохимикатов (как сейчас модно называть – средства защиты растений). Как результат – имеем “аграрный геноцид” – деградацию земель, уничтожение биоразнообразия животного и растительного мира, химическое загрязнение и дефицит воды, разрушение инфраструктуры и зависимость от импорта продовольствия, семян и технологий.
За офіційною статистикою станом на 2018 р. 180 агропідприємств, що становлять лише 0,4% всієї кількості, володіють майже 20% земельного банку України. 13 з них, з угіддями понад 100 тис.га, мають приблизно 15% земельного банку України 12, а всі разом —приблизно 30% національних земель. Частка ж фермерських господарств ледве сягає 2%.
Сегодня уже очевидно, что “собственниками” селян сделали для того, чтобы легче было землю отнять и переделить.
Города
Я убежденный сторонник деурбанизации.
Еще недавно футурологи предсказывали дальнейшую неотвратимую урбанизацию мира, которая должна была закончится возникновением нескольких супергородов. Но сегодня мы видим, как развернувшиеся кризисы (климатический, экономический и пандемия) формируют противоположные тенденции.
Неустойчивость городов и их неприспособленность к вызовам ближайшего будущего для меня очевидна. Города заливает ливнями, парализующими движение и разрушают инфраструктуру. Они сгорают от жары. Задыхаются от смога свалок и заводов. Общественный транспорт, как более эффективная альтернатива частному, превратился в распространителя вирусов, способствуя пандемии. Внезапно бесполезными и убыточными стали другие городские блага – общественные заведения и рестораны, служившие источником дохода и отдыха для горожан. Супермаркеты и создаваемые ими скопления людей, не только эпидемологически опасны, но и зависимы от глобальных цепочек поставок, крайне неустойчивыми в кризис.
Энергоснабжение и структура коммуникаций городов централизована и сильно изношена, при том – не только в нашей, но и “развитых странах”. В США на ее восстановление выделяется более триллиона долларов. Но они печатают свои деньги, а нам где взять? Коммунальное хозяйство городов не спроектировано для децентрализации, а значит имеет массу “бутылочных горлышек”. Отключение электричества или воды даже у небольшого района приведен к гуманитарному кризису. Это на примере не только нашей страны, но и таких стран как США, где массовый исход населения из городов, таких как Нью-Йорк и Лос Анжелес – это уже реальность.
Город как структура, спроектированная на максимальную эффективность, хрупок и подвержен присущим такой системе сбоям: когда пропускная способность потоков максимизируется в ущерб диверсификации и устойчивости.
Еще один побочный высокоэффективных, но неустойчивых городских систем – экологический след. Живя в мегаполисе, люди полагают, будто все, что им надо, всегда находится под рукой. Но это впечатление обманчиво: города не самодостаточны. Им нужны придатки – территории с относительно малой плотностью населения, поставляющие в городские центры товары и энергоносители, и служащие своеобразным хранилищем отходов урбанистической жизни.
Профессор коммунального и регионального планирования в университете канадской провинции Британская Колумбия Уильям Риз: «Реальная урбанистическая система в несколько сотен раз превышает физические размеры самого города». Он пришел к выводу, что для обеспечения жизни города с определенным количеством обитателей необходима окружающая территория определенных размеров, которая должна содержать еще и определенное количество ресурсов. В 1992 году Риз ввел в обращение новый термин – экологический след. Вот как он его трактует:
Экологический след – это мера воздействия человека на окружающую среду, позволяющая рассчитать размеры прилегающей территории, необходимой для производства потребляемых нами ресурсов и хранения отходов.
Т.е. являясь концентратором ресурсов – человеческих, производственных и финансовых, города в чистом остатке – это колоссальные, экономически неэффективные и неустойчивые территории.
Лондон: экологический след в 125 раз больше территории самого города.
Ванкувер: экологический след в 174 раза больше территории самого города.
Типичный город Северной Америки: население 650 тыс. человек для удовлетворения бытовых нужд использует 30 000 кв. км земель. Типичный город Индии: население 650 тыс. человек для удовлетворения нужд использует 2 900 кв. км земель
Есть контр-аргумент: Человечество переживало более опустошительные эпидемии и… города модернизировались и становились больше
Все предыдущие века существования человечества не идут ни в какое сравнение с последним веком. Да, если человечество готово мириться с практически полным периодическим вымиранием городов, то эта тенденция продолжится. Но я думаю, что нет.
Скажем так, издержки существования городов никогда не были так велики:
– Плотность населения никогда не было такой высокой;
– Инфраструктура не была никогда настолько централизованной;
– Природные ресурсы никогда не были настолько исчерпаны.
– Экономическое неравенство никогда не было настолько большим.
Достаточно отключить всего лишь одно из составляющих: газ, воду или электричество – и городу конец.
В противоположность им сельские территории имеют гораздо больший потенциал устойчивости, самодостаточности: открытые рынки, большие пространства, невысокая плотность и мобильность населения, относительная автономность энергетическая, коммунальная и продовольственная, короткие цепочки поставок, завязанные на местную экономику – как противоположность городу, село – намного более устойчивая к эпидемиям и кризисам система, с развитыми горизонтальными связями и диверсификацией.
В Польше больше людей уезжают из городов в село, чем из села в города, говориться в статье “Постпандемическая децентрализация”: По данным Центрального статистического управления последние нескольких лет в Польше происходит миграция в одном направлении – из города в село.
Согласно SRD, требуется особое вмешательство в областях, где сосредоточены социально-экономические проблемы, что позволит использовать эндогенный потенциал центров и создать сетевые связи с другими городами. Конкретные задачи: повышение экономической активности, увеличение занятости (особенно в сфере услуг с высокой добавленной стоимостью) и усиление их роли как важных центров социальной и экономической активности в полицентрической системе расселения. Мероприятия должны включать в себя поощрение селиться в этих местах, особенно молодых и хорошо образованных людей, улучшение доступа к общественным услугам и усиление роли центров в предоставлении государственных услуг на местном уровне. Важную роль в стратегии также играет повышение эффективности функционирования государственных институтов.
В существующей системе отношений город-село, село служило лишь источником ресурсов для городов. Но пандемия и кризис, обнажившие эти проблемы, могут положить этому конец. Пандемия особенно резко обострила проблемы мегаполисов и подтолкнула многих людей к мысли о переезде ближе к природе. Используя естественные преимущества, село может быть успешным. Что же нужно для этого сделать?
Подмена целей и последствия
Одна из причин деградации села, разрушения сельской экономики, была названа выше – людям целенаправленно прививали токсичный индивидуализм, а кооперация стала чем-то архаичным, связанным с “поганым совком”. Под завесой красивой картинки “процветающего Запада” нас убедили в том, что индивидуализм, либерализм, конкуренция, верховенство шкурного над общественным и есть те составляющие, которые привели “развитые” страны к успеху. Под видом научного и экспертного мнения насаждались ложные критерии оценки успешности государства, такие как ВВП, скрывая истинные цели – под видом “мудрой руки рынка” обесценить ресурсы и средства производства и взять над ними контроль.
По сути, вместо процветания и роста благосостояния людей ставили ложную цель – законы “свободного рынка” и рост ВВП. Результаты, к которым это привело, оказались такими же, как и в других странах, неуклонно следовавших либеральным догматам – монополии, сверхконцентрация богатства, экономическое неравенство и разрушение окружающей среды.
Устойчивое развитие сельских территорий, несмотря на ряд правительственных программ, не является приоритетом государства. До сих пор нет ни одной программы поддержки села, малого бизнеса, населения – львиная доля поддержки сельхозпроизводителям уходит в карманы латифундистов и олигархов, которые субсидируются за счет налогоплательщиков и потребителей.
Сегодня экономическая модель государства Украина является копией монархической дореволюционной России. А село – это “государство в миниатюре”: основными богатствами владеет небольшая привилегированная группа и обслуживающий их аппарат, кормящиеся c ренты от природных ресурсов и бюджета. Население продолжает жить “звичаєвим правом”, традициями и эксплуатацией доступных природных ресурсов, оставшихся после богатых.
Бизнес-мышление за 30 лет “развития” капитализма в нашей стране (главной декларируемой цели) так и не было сформировано. Не стало основой создания среднего класса. Не появились высокомаржинальные сферы производства, переработки, качественно новые услуги и платежеспособный внутренний спрос на них.
Вместо этого устаревшая модель сформировала отрицательный отбор в политической и социальной сфере: село порождает “элиту”, способную только на одно – грабить и эксплуатировать своих же людей, сокращать и монетизировать общественные блага и распродавать ресурсы и остатки коммунальной собственности. Как и в действующей модели государства, село получило микро-феодалов и рентозависимых чиновников, которые десятилетиями сидят на бюджетных потоках и сменяются лишь, ВЫТЕСНЯЕМЫЕ БОЛЕЕ НАГЛЫМИ И БЕСПРИНЦИПНЫМИ.
Брошенные
Существует убеждение, что село по прежнему отстает от города по уровню жизни. Тут важно определиться, что мы сравниваем. Чистота воздуха, чистота и экологичность продуктов питания, воды, общественных пространства, отсутствие шумового, светового загрязнения. По всем этим показателям, являющимися основами качественной жизни, город явно проигрывает селу. По таким показателям как безопасность, устойчивость к кризисам и эпидемиям село также превосходит город. Когда же чрезвычайная ситуация наступает, переезд в сельскую местность для многих городских семей становится дополнительной защитой от катаклизмов. Село – территория безопасности, страхует общество от тяжелых последствий кризиса.
Реалии современной жизни обуславливают повышение ценности автономности и минимально самообеспечения. Сегодня сокращается разрыв между местом проживания и местом заработка (дистанционная работа или совмещение места труда и жизни). Интернет и средства коммуникации обеспечивают обеспечивают все более качественную экономическую интеграцию. А стоимость жизни, благодаря децентрализации, самообеспечению и ценам в местной экономике радикально ниже.
Ранее, ключевым преимуществом города был рынок сбыта. Теперь эту задачу решил интернет, например уже в Китае социальные сети типа Tik-Tok, стали основным рычагом роста потребительского рынка. Производители в самых отдаленных деревнях теперь продают свой товар глобально, используя социальные сети и силу вирусных видео.
Хорошая история о том, как лайв-стриминг спас китайских фермеров. Цифры просто фантастические – на Taobao зарегистрировано уже 50 тыс. торговцев-стримеров из сельской местности, а в планах – 200 тыс. Уже 90% продукции они реализуют в интернете, хотя раньше на онлайн приходилось всего 10%.
Фермеры ведут трансляции прямо из теплиц и оранжерей и зарабатывают в месяц до $1400 – огромные суммы по сельским меркам.
Ничего изобретать им не пришлось – стримеры используют ресурсы e-commerce гигантов, вроде Alibaba и JD.com. Те проводят обучающие курсы, упрощают интерфейс, берут на себя логистику в обмен на процент от продаж. Платформы рассчитывают заработать вместе с фермерами миллиарды долларов.
Лайв-стриминг вообще интересный китайский феномен, а число стримеров в стране уже превысило полмиллиарда. Можно вспомнить, как чиновники из разных провинций продавали локальные продукты в Douyin (местном TikTok). Или как блогер продала на площадке Taobao услугу – запуск ракеты за $6 млн. Местные фабрики через лайв-стримы распродают запасы, а компании – дома, автомобили, даже строительные услуги. Появляются и специальные агентства, которые ищут потенциальных лайв-стримеров.
Что будет после пандемии, пока вопрос. Есть версия, что лайв-стриминг спасет китайскую экономику, либо, наоборот, вызовет перенасыщение рынка. Но прецеденты уже есть интересные.
Чем же город превосходит село?
“Город – это комфортная жизнь в напряжении”. Развлекательные и торговые центры, качество дорог, доступность и качество медицинских и учебных заведений. Это обусловлено концентрацией людей, денег и информации. При тех же условиях село может иметь все это. Интернет сегодня уровнял возможности доступа к информации. Получение знаний и технологий зависит лишь от стремления сельских жителей к самообразованию, а не доступу к библиотекам, которые всегда были прерогативой городов!
Со средневековых времен село служило для города источником ресурсов – человеческих, природных. Город всегда паразитировал на сельских территориях.
Города схожи с живыми существами. Они едят! Тысячи грузовиков ежегодно завозят в города продукты со всего мира. Города пьют! Они черпают воду из водоносного горизонта земли или из рек, которые питаются осадками, выпадающими за много километров от них. Они дышат! Производя энергию для своих жителей города, выбрасывают в атмосферу миллионы тонн углекислого газа. Они производят отходы – многие тонны мусора ежедневно вывозятся из больших городов для утилизации. И, как все живые существа, они растут, потребляя огромное количество стройматериалов, а когда приходят в упадок, то производят не меньшее количество строительного мусора, который необходимо вывезти.
Подобный зверь может выжить лишь на огромной территории, измеряемой тысячами гектаров, говорит профессор коммунального и регионального планирования в университете канадской провинции Британская Колумбия Уильям Риз: «Реальная урбанистическая система в несколько сотен раз превышает физические размеры самого города».
Почему собственность не имеет значения
Пропаганда, предшествующая открытию “рынка земли” делала упор на том, что селяне не могут распорядиться своей собственностью, подразумевая только одно – ее продажу. Правда в том, что сделав селян собственниками, за 30 лет никто не пытался научить их ею распоряжаться.
Здесь мы опять имеем дело с подменой целей и понятий. Догмат святости частной собственности и эффективность “частный собственников” – миф, раздутый либеральной пропагандой. Частная собственность никогда не была и не является самоцелью. Основным критерием всегда были другие показатели: рост благосостояния, доступ к основам жизни и общественным благам. Именно это перечислено в нашей (и других) Конституции. Это же мы находим и в глубине веков.
Начиная с 1648 года философы и экономисты не жалели сил, чтобы изменить представление правителей о том, что такое успешное королевство.
Зекендорф был первым экономистом и политологом, пытавшимся внушить европейским правителям, что они унаследовали не только право властвовать над людьми, но и обязанность их развивать. В следующем веке появились первые развивающиеся страны, предшественники Кореи и Тайваня конца XX века. Просвещенный правитель — «философокороль», как называл его Христиан Вольф, управлял «развивающейся диктатурой», а экономисты советовали, помогали, направляли, поправляли, а кроме этого увещевали правителей и льстили им, чтобы те как следует выполняли свою работу. Многие экономисты представляли собой целый научный совет в одном лице, а также были предпринимателями в последней инстанции, что часто приводило их к финансовым трудностям.
В обществе культивировали понимание того, что чем лучше правитель, тем богаче народ. Вместо того чтобы оценивать свой успех по величине собственного богатства, правитель измерял его материальным достатком своего народа.
И форма собственности не имеет никакого значения. Святость частной собственности не спасла США от социальной и экономической деградации. Страна, где фактически исчез средний класс, поделилась на 2 доминирующих класса – небольшую верхушку ультрабогатых и основную массу беднейших. Большинство граждан страны, где частная собственность превыше всего, не владеют никакой собственностью вообще, живут от зарплаты до зарплаты и умирают в долгах. Это закономерный результат в системе, где уровень богатства определяется показателями фондового рынка, оторванного от реальной экономики и фальшивыми индикаторами роста экономики типа ВВП, а не роста благосостояния граждан.
“Богатство – не в праве собственности, а в праве эксплуатации.” Слегка перефразированная цитата величайшего философа Аристотеля, который заметил, что богатство состоит не во владении имуществом, а в праве пользования им. (384/383 -322 гг. до н. э. ) Трактат «Риторика».
Далеко не всегда собственность признавалась “священной”. Многие философы и мыслители отрицали правовой характер собственности вообще (Прудон), или утверждали факт, что в основании собственности лежит насилие (Штирнер). «Собственность есть кража», провозглашает Прудон свой знаменитый принцип и уточняет: «Собственность есть присвоенное собственником ни на чем не основанное право собственника на вещь, отмеченную им его печатью». Штирнер же говорит о том, что вопрос о собственности «разрешится войной всех против всех» и его «решает только сила». Возражая Прудону, немецкий мыслитель отмечает, что «не собственность – кража, а лишь благодаря собственности возможна кража».
Многие из нас жили в советских городских государственных квартирах и домах, принадлежавших колхозам. И качество получаемого от этого жилья благ никак не зависело от формы собственности на него. Собственность приобретала значение только в возможности ее ПРОДАТЬ. Т.е. присвоить и распорядиться тем, что мы не создавали – общественным благом.
Общество было бы успешнее, эффективнее и счастливее, если бы эти квартиры и дома передавались по наследству, другим владельцам, делающим свой вклад в общее развитие. Государственные гарантии “права собственности” при “поганом совке” вполне эффективно заменялись социальными гарантиями на основы жизни – еду, жилье, образование, здравоохранение, пенсию, заботу о потомстве, отдых и безопасность (которые, кстати, никто “юридически” не отменял), и лучше при этом работали!
Тоже самое происходит сейчас с землей. Но если квартиры и жилплощадь – это возобновляемые ресурсы, то земли больше не становится. Земля – невозобновляемый, стратегический общественный ресурс и основа всей жизни. Отдавать ее в собственность с единственной целью ПРОДАЖИ (и последующей НЕИЗБЕЖНОЙ концентрацией у меньшинства) – это апофеоз абсурда.
Если взглянуть на проблемы села как задачу роста благосостояния и доступа к социальным благам, а не недостатка собственности и свобод, решение этой задачи будет совершенно другим.
Истоки сельской архаика
Жизнь традициями, цикличность, отсутствие доступа к информации наложили свой отпечаток на сельский менталитет. К этому добавилось почти век истребления и голодоморов, уничтожения самых инициативных, геноциды (продолжающихся и сегодня). Результатом стали:
- чинопочитание
- “синдром выученной беспомощности”
- примитивизация мышления
- ловушка бедности
Шёл вот такой «неестественный отбор», но почти по Дарвину, – объясняет особенности украинского менталитета Алевтина Шевченко. Можно сказать, что народу прививались определённые когнитивные искажения. И вот теперь кто-то способен переломить это «воспитание», для кого-то это непосильно. Если вспомнить, сколько раз тоталитарное общество, как плохой родитель, предавало, делало из нас дураков, обвиняло понапрасну, манипулировало, то можно понять корни этого коллективного невроза.
Сегодня, когда большинство населения лишено критического мышления и финансовой независимости, реакции сведены до примитивной рефлексии на внешние раздражители, ни к какой ДЕМОКРАТИИ (которая подразумевает умение мыслить и действовать) они не способны. Более того, она (демократия) в этих условиях оказывается еще и вредна: такое сообщество не способно выдвинуть из себя реальных лидеров, а право на самоорганизацию и управление коллективной собственностью с готовностью обменивает на свою микроскопическую долю ренты, но здесь и сейчас. Например, продажа голоса на выборах.
“РАБ НЕ МЕЧТАЕТ О ТОМ, ЧТОБЫ СТАТЬ СВОБОДНЫМ. ОН МЕЧТАЕТ О ТОМ, ЧТОБЫ ИМЕТЬ СОБСТВЕННЫХ РАБОВ” /ЦИЦЕРОН/
“Варяги” или как нам выйти за пределы системы
1500 лет назад наши предки кардинально взломали систему, призвать на свои земли варягов: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами».
В современном мире подход немного другой, но суть остается та же – навести порядок, провести реформы, изменить вектор с деградации на развития села можно только заменив правящую верхушку на людей с принципиально иным складом мышления и подходов к управлению – “варягов”, которые утвердят новый общественный договор и жесткой рукой будут принуждать к его исполнению. Наибольшую эффективность в этом показала “просвещенная автократия” на уровне государства, на примере Южной Кореи, Сингапура, Грузии, Турции. Свою эффективность такой подход показал и в отдельных селах современной Украины.
Унизительно? Не более, чем то, в какой ситуации селяне находятся сегодня – когда одни более дерзкие рабы эксплуатируют основную массу рабов безвольных…
У наших предков хватило мудрости понять, что победить систему можно лишь выйдя за пределы ее порочного круга.
Как это работает, я вижу и из своего окружения – реформы в селе, как и тысячи лет назад, на Киевской руси, делаются “варягами” – более решительными, образованными горожанами, не связанными догмами, традициями, окружением и “родовыми травмами” сельского менталитета.
Это лишь подтверждает правило: “чтобы изменить систему, нужно выйти за ее пределы”. Увы, пока что селянин понимает под “прогрессом” только усиление эксплуатации окружающей среды или своего земляка.
Почему реальные реформы так важны сегодня? Если раньше для выживания критическим были традиции и опыт предков, то сегодня в условиях быстро меняющегося мира это уже не работает. Требуются новые подходы, отвечающие времени. Село или изменится, или умрет. Эту тенденцию мы видим на протяжении последних 30 лет…
Преодоление бедности
Почему бросают мусор? Занимаются вандализмом? Крадут? Наносят ущерб общественной собственности? Продают свой голос за деньги? Ходят на платные митинги или агитируют за откровенно гнилого политика? Совершают поджоги? Могут даже убить. Совершают иные аморальные поступки?
Кто это люди, поведение которых не вписывается в наше представление о “нормальности”? Всё дело в том, что те, кто так поступает, не считает эти действия “аморальными”. Они живут в совершенно иной реальности. В большинстве случаев они даже не пытаются дать своим действиям оценку.
Это – “психология выживания”: побуждение к действию, как рефлексия на внешний раздражитель или потребность.
Никакого планирования. Никакой оценки последствий. Жизнь сегодняшним днем. Есть ты и враждебная окружающая среда, от которой нужно взять что возможно без негативных для себя последствий. Для большей эффективности – объединяться в группы, которые распадаются, как только личный интерес кого-то из участников превышает интерес коллективный.
Плохая новость
Плохая новость в том, что никакая демократия не будет работать в стране, где “элита” эксплуатирует “психологию нищеты” в своих интересах, наделяя всех равными правами и добиваясь цементирования своей власти – подкупом или запугиванием. К ним относится не только бомжи и нищие пенсионеры.
Это и армия “бюджетников”, которые боятся быть выброшенными на улицу, так как больше ни на что не годятся – они не нужны “рынку” которого добивались последние 30 лет.
Это и люмпен-пролетариат как современная форма рабства на промышленных предприятиях, который также боится остаться без “пайки” и руководящей руки “хозяина”. Люди управляемые, лишенные своего мнения, из которых десятилетиями выхолащивались воля, вера в себя и критическое мышление.
Хорошая новость
Хорошая новость в том, что в обществе эти люди ни на что не влияют. Они готовы подчиниться любой силе, которая гарантирует им “стабильность” и достаточный прожиточный минимум. Но на них не стоит рассчитывать и в поддержке каких-либо “реформ”. Эффект Даннинга-Крюгера в действии: почему дурак никогда не поймет, что он дурак? Потому что для этого ему не хватает как раз тех знаний, которые позволили бы оценить уровень своей некомпетентности.
Чтобы преодолеть систему, нужно выйти за ее пределы. А это доступно очень немногим. Но не невозможно.
Увеличить шансы ментального скачка позволит преодоление “психологию нищеты“, искусственно навязанной мародерской, феодальной властью. На эту тему есть и серьезные научные исследования: “Нищета – не бесхарактерность, а отсутствие денег“. Бедняки часто принимают плохие решения не из-за своей глупости, а потому что они живут в обстановке, где каждый принимал бы неверные решения.
Почему бедные принимают столько плохих решений? Знаю, это звучит грубо, но давайте взглянем на некоторые данные. Бедняки больше занимают, меньше копят, больше курят и пьют, меньше занимаются спортом, и их питание не очень-то здоровое. Почему?
Профессор Принстонского Университета сформулировал новую революционную теорию нищеты: менталитет дефицита. Оказывается, люди ведут себя иначе, когда воспринимают нечто как дефицитное. И неважно, что это — время, деньги или пища.
Вам всем знакомо чувство, когда нужно сделать слишком много дел или когда вы откладываете перерыв на обед, и уровень сахара в крови падает. Это сужает фокус внимания до того, чего у вас нет в этот момент: сэндвича, который вы сейчас должны есть, встречи, которая начнётся через пять минут, или счетов, которые нужно оплатить завтра. Долгосрочная перспектива вылетает в трубу. Можно сравнить это с новым компьютером, на котором одновременно запущены десять «тяжёлых» программ. Он работает всё медленнее, возникают ошибки… Наконец, он зависает. Не потому, что компьютер плохой, а из-за того, что он должен делать сразу слишком многое. У бедняков такая же проблема.
Вот почему так много программ борьбы с бедностью не дают результатов. Инвестиции в сферу образования, например, часто совершенно бесполезны. Бедность — не отсутствие знаний. Недавно аналитики изучили 201 исследование эффективности курсов по финансовой грамотности и пришли к выводу, что обучение практически не принесло результатов. Поймите меня правильно: это не говорит о том, что бедняки ничему не могут научиться, они могут стать даже умнее. Но этого недостаточно.
Автор статьи Рутгер Брегман пишет: “Поэтому мне интересно: почему бы нам просто не изменить обстановку, в которой живут бедные? Или, возвращаясь к аналогии с компьютером, зачем возиться с программами, если можно легко решить проблему, добавив памяти? На это профессор Шафир ответил мне пустым взглядом, а спустя несколько секунд сказал: «О, я понял! Вы хотите сказать, нужно дать бедным больше денег, чтобы искоренить нищету. Конечно, это было бы замечательно, но, боюсь, такого левого направления, который есть здесь, в Амстердаме, нет в Америке».
Прошло более пятисот лет с момента, как Томас Мор написал о базовом доходе, и сто лет после того, как Джордж Оруэлл раскрыл истинную природу бедности, нам всем нужно изменить своё мировоззрение, потому что нищета — не бесхарактерность. Нищета — это отсутствие денег.
Какие инструменты для этой цели могут быть использованы на селе?
- Агенты
- Кооперация
- Локальные валюты
- Зарплата и жилье
Агенты
Наивно думать, что “невидимая рука мудрого рынка” наведет порядок в селе и всё устроит ко всеобщему благополучию. Особенно, когда в парламенте вполне конкретные руки агробаронов лоббируют для себя снижение НДС, миллиардные субсидии, возмещения и запреты разрывать договора аренды земли на 100 лет вперед.
Как в любой другой сфере – селянам нужно обучение, социальная реклама, пропаганда, рабочие модели успешных микро бизнес-проектов и позитивные примеры. Тяжело переломить многолетние привычки, но по своему опыту скажу, что селяне довольно быстро учатся, особенно на чужих примерах (как на хороших, так, к сожалению, и на плохих).
Многолетняя пропаганда фальшивых капиталистических догм, токсичного индивидуализма, верховенства частного над общественным, социального дарвинизма (выживает сильнейший) – сделали свое черное дело. Потребуются годы для формирования нового менталитета в основе которого другие ценности: сотрудничество, кооперация, первичность общественного интереса и эффективных моделей управления общественной собственностью (земля, недра, природные богатства, транспорт, социальные блага, общественные пространства).
Общественные блага и ресурсы не могут быть приватизированы, монополии должны быть разрушены, поддержка передана с глобального на локальный уровень, отрицательный отбор приводящий к власти наиболее наглых, жестоких и беспринципных, должен быть преодолен. Пора сделать выводы из неудачного опыта: сдача земли в аренду – это тупиковый и убыточный путь. Индивидуализм – это прямая дорога к нищите. Учиться объединяться и работать на земле кооперативно, социализируя прибыль и добавленную стоимость внутри сообщества.
Общественные блага – это когда целое больше, чем сумма всех составляющих. Шкурный интерес не может быть выше общественного – этот ущербный подход уже завел нас в социальный, экономический и экологический тупик.
Образование, повышение осведомленности, переквалификация и позитивные примеры помогут преодолеть одну из главных проблем в сельской местности – ловушку бедности.
Все это – задача агентов влияния: общественные деятели, лидеры мнений и просто представители успешного местного бизнеса. Они должны действовать в противовес других агентов (общее название – “соросята”), продвигающих интересы глобальных финансовых корпораций и монополий в нашей стране, продвигающих либерально-капиталистической повестку дня, как безальтернативную.
Кооперация
Оказывается, мировая наука выяснила, что “колхозы” полезны для прогресса:
Движущая сила эволюции — не выживание, а сотрудничество. Это открытие Мартина Новака, руководителя группы эволюционной динамики Гарвардского университета, профессора биологии и математики, перевернуло представления ученых с ног на голову. Начав от муравьев и потом перейдя к другим сообществам, он приводит к выводу, что неродственная кооперация — объединение вокруг общих целей — лежит в основе появления суперорганизмов.
Появление полезных результатов совместной деятельности, когда созданы решающие преимущества для выживания, приводит к закреплению достигнутого успеха в генетическом коде, — и резкому скачку эволюции.
На последующих ее этапах конкуренция осуществляется уже между группами, и среди них снова выживает тот, кто умеет объединяться и способен проявлять альтруизм, а не тот, кто сильнее.
Доцент психологии Гарвардской медицинской школы Джудит Джордан говорит по этому поводу следующее: «Модель отделения своего «я» ошибочно основывалась на предположении, что мы от природы создаем более прочные границы, получаем власть над другими людьми и конкурируем за ограниченные ресурсы. Взаимозависимость помогает нам понять, что человеческие существа процветают в отношениях, которые дают возможность обеим сторонам развиваться и вносить свой вклад в формирование благоприятной связи друг с другом».
«Все мы — части социальных сетей, — говорит известный биолог Николас Кристакис, профессор социальных и естественных наук Йельского университета, — а это значит, что волны от событий, происходящих с другими людьми – не важно, знакомы ли мы с ними или нет, расходятся по сети и доходят до нас. Ключевой фактор, определяющий наше здоровье – это здоровье окружающих».
Кооперация и объединение ради общего блага известна с библейский времен:
“Евангелие от Матфея 12:25 — Но Иисус, зная помышления их, сказал им: всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит.”
В противоположность распространенным мифам про средневековье, как исключительно темные века чумы, войн и инквизиции, экономические историки, такие как Лиетар Бернар в исторических источниках находят подтверждение тому, что лучшие архитектурные шедевры и самая передовая для того времени инфраструктура была построена не за индивидуальные, а за коллективные средства. Эти объекты приносят прибыль местным общинам и сегодня.
Мы же “доедаем” и распродаем сельскую инфраструктуру и собственность, построенную коллективно при “поганом совке”, за меньший срок!
Сельские кооперативы и сообщества начинают возрождаться сегодня как с помощью частных инвесторов (например, Данон), так и местными активистами с обостренным чувством справедливости (ВСЕУКРАЇНСЬКЕ ОБ’ЄДНАННЯ ВЛАСНИКІВ ЗЕМЛІ под руководством Романа Головина). Все эти модели служат подтверждением известную истину: общественный интерес – это когда целое больше, чем сумма всех его составляющих! Между тем государство и политика “шкурного интереса” с ослиным упорством продвигает либерализм, который закончился в “развитых” странах, с одним и тем же результатом: картели, монополии, безработица, экономическое неравенство, социальная дезинтеграция и разрушение окружающей среды.
Создание кооперативов, отказ от аренды, отказ от продажи сырья, переработка и выпуск продукции с высокой добавленной стоимостью и в результате – СОЦИАЛИЗАЦИЯ прибыли (прямое инвестирование в местную экономику, инфраструктуру и коммунальные предприятия), рост доходов и платежеспособности, возрождение местных рынков – вот основные приоритеты для громад и государства, цели которого – благосостояние собственного народа.
Локальные валюты
Почему аграрии вывезли все зерно? По тем же причинам, по которым это делалось в средневековье. НИЧЕГО НОВОГО НА ЭТОЙ ЗЕМЛЕ. Надо просто изучать историю…
И решение этой проблемы такое же – разукрупнение, демонополизация, торговые барьеры, целевая поддержка местной экономики. И ОТМЕНА частной собственности на землю.
Обратите внимание, как блестяще Лиетар Бернар описывает причины банкротства современного украинского села на ПРИМЕРЕ тех же процессов, происходивших в СРЕДНЕВЕКОВЬЕ:
“Накопление монет не обязательно означает их хранение про запас, но часто получалось именно так. Иногда систему сезонного притока наличных денег в сельскую местность отчасти подрывали землевладельцы, в результате чего гораздо меньше денег шло в сельскую местность. Это происходило, когда некоторые землевладельцы собирали местную продукцию, зерно, скот и везли всё это в отдалённый крупный город, где можно было продать это по более высокой цене, чем на местных ярмарках или рынках. Затем продавец или его агенты часто тратили большую часть денег на месте и возвращались домой с предметами роскоши для господина и с относительно небольшим количеством монет для распределения их среди сельских жителей, оставшихся после вычета ренты и расходов на транспорт. Начиная с XIII века, подобную практику можно обнаружить в разных частях Европы.
Всего за несколько недель наполненные серебром кошельки всех людей, кроме самых богатых, становились пустыми и оставались такими до следующего года. Часть денег возвращалась в город в кошельках городских работников, не имевших постоянной работы и приезжавших в село на время сбора урожая, другая часть — в кошельках ростовщиков и продавцов городской продукции на ярмарках или в сумках сборщиков налогов. Часть денег оказывалась в руках духовенства, другая часть оставалась у зажиточных крестьян, но большую часть уплачивали дворянам или их управляющим. Эта часть также позже возвращалась в город, поскольку многие дворяне переезжали в город на время или на весь год, а их доходы переводили им туда их управляющие.
Сохранились некоторые из гостиниц и постоялых дворов в столицах, построенные после XIII века (например, дворец епископов Винчестерских в Англии и гостиница аббатства Клуни в Париже во Франции). Именно в столичных городах люди тратили деньги, полученные от сельской продукции, на городские товары и услуги. Именно в столицах они удовлетворяли свои потребности в предметах роскоши, покупая их не только для своих городских, но и для загородных домов. Менее крупные землевладельцы тратили свои деньги таким же образом, приобретая предметы роскоши, хотя и в меньшем количестве, в близлежащих городах. […]
В общем и целом на период от одного урожая до следующего село лишалось всех денег, кроме самых мелких монет. Предположительно эти сезонные приливы и отливы между городом и селом, происходившие на протяжении XIII века, продолжались в течение всего до-индустриального периода”.
К XVII веку концентрация богатства в крупнейших городах стала явлением, охватившим весь Западный мир. Та же система концентрации денег, хотя и более усовершенствованная, но в целом с теми же последствиями, действует и сегодня, когда “городами” стали финансовые центры “развитых стран”, а “селом” – весь остальной мир.
Решение, как бы, лежит на поверхности – селу нужно дать деньги, выполняющие функцию средства обмена, которые не смогут покидать локальную экономику. Село может производить товары и услуги круглый год, люди хотят работать — а денег нет, и банки не дают кредитов. Банки в современном мире НЕ НУЖНЫ – это анахронизм экономики 18-19 века…
Так же рассуждают авторы многих локальных валют — их в Европе более ста, а всего в ресурсном центре, собирающем информацию по таким валютам, зарегистрировано 289. В мире подобных валютных систем порядка 1500, с общим годовым оборотом $700 млн. Это «копейки», незаметная на фоне глобального ВВП мелочь.
Один из самых успешных европейских проектов местной валюты — швейцарский WIR, существующий с 1934 года. Во время Великой депрессии несколько бизнесменов создали систему взаимного кредита, позволившую им торговать друг с другом, не прибегая к расчетам во франках. Сейчас этой системой пользуются около 62 000 фирм — в основном в строительстве, торговле, сфере гостеприимства, бизнес-услуг. WIR не мешает обращению швейцарского франка: для разных целей людям нужны разные деньги, говорит экономический историк Люка Фантаччи из миланского Университета Боккони. До Наполеона Европа примерно 1000 лет жила с множественными валютами и сейчас «возвращается к истокам».
Функционируют такие системы, как WIR и сардекс, очень просто: по сути, это клубная электронная система учета взаимных долгов. Ее участники торгуют друг с другом в кредит, а организаторы ведут баланс взаимных долгов. Результат — увеличение объема взаимной торговли и прибыли, притом что можно не «отвлекать» на эти сделки государственные деньги. Начинался WIR как клуб, комьюнити из 16 фирм, где все друг друга знают. С тех пор он вырос почти в 4000 раз, годовая сумма сделок превышает 6,5 млрд швейцарских франков.
Его авторы изучали опыт WIR и древние денежные и клиринговые системы. Это правильный подход, говорит Массимо Амато, еще один экономический историк из Боккони: «Нет причин думать, что современные финансовые рынки прогрессивнее финансовых институтов Возрождения».
Сардекс функционирует без бумажных денег, без генерирующих деньги электронных алгоритмов (как биткойны), даже без долговых расписок. Это просто система взаимного кредитования. Каждая фирма начинает с нулевого счета. Продав свой товар или услугу другой компании, она пополняет свой электронный счет. Он ведется в евро, но эти деньги нельзя обменять на «настоящие», а можно только потратить на покупку чего-то у других участников сети. Можно покупать и в долг, но организаторы устанавливают для каждого долговой лимит, который определяется тем, что именно он может предложить другим. Получать проценты на остаток средств на сардекс-счете нельзя. Не растет со временем и долг на сардекс-счете — погасить его можно, только продав что-либо участникам сети, у которых баланс счета положительный.
Все это очень похоже на рынок в его «изначальном», естественном состоянии. Деньги работают как информация о том, кто задолжал членам сообщества, а кто может покупать и сколько. Поэтому Фантаччи и Амато говорят, что сардекс выполняет исходную, базовую функцию финансов (само это слово этимологически родственно латинскому finis — предел, окончание). Сардекс позволяет должнику и кредитору «прийти к финишу» — завершить расчеты, обнулить взаимный баланс. И никакой системы с растущим долгом, никакой переупаковки долга, бурное развитие которой способствовало глобальному финансовому кризису…
Местные валюты помогают развитию местных экономик. Каким образом? Они стимулируют покупателей тратить деньги на местную продукцию и оставлять прибыль в своем регионе. Поэтому особенно заметный эффект местные валюты дают «дефицитным» территориям, из которых прибыль выводится, а не тем, которые в фаворе у инвесторов. По идее, общее число транзакций в экономике от введения местных валют не меняется, отмечает Дини, но сделки становятся более локальными. Возможно, общий торговый оборот чуть ускоряется, поскольку его перестает сдерживать нехватка национальной валюты. Второй очевидный плюс: в локальных экономиках растет доверие между агентами. Третий плюс для местных экономик (и минус для национальной банковской системы) в том, что часть сделок минует банки, не принося им никакой прибыли.
В селе, где количество социальных контактов ограничено, падает ценность статусных вещей и символов, а возрастает ценность качества, долгосрочности и универсальности использования. Вместо пафоса и роскоши, излишек средств будет инвестироваться в инфраструктуру и утилитарные вещи, в том числе для коллективного использования. Именно эти процессы происходили в условиях распространения локальных валют средневековья:
Когда нельзя хранить сбережения в деньгах, их вкладывают в то, что выдержит испытание временем, и будет представлять собой ценность в будущем. Поэтому, вместо того, чтобы копить деньги, их обычно вкладывали в улучшение землепользования, в ирригационные проекты, в производство гобеленов и картин, в разведение крупного рогатого скота, в овцеводство, в текстильные станки, мосты, транспортное оборудование, ветряные мельницы, давильные прессы и даже в строительство соборов.
Лиетар Бернар “Душа денег”
“Титаники” имеют свойство тонуть. Механизм защиты корабля от быстрого затопления общеизвестен – это отсеки с переборками. Но почему же его не применяют в экономике? Почему нельзя сделать такой “непотопляемый отсек” из административной единицы страны? Пусть себе губерния выпускает внутренние деньги! Только это пусть будут деньги с демерреджем – не саморождающие прибыль, требующие срочного вложения, т.к. проценты по ним не накапливаются а наоборот горят! А т.к. деньги местные, то и вкладываться естественно будут в местную инфраструктуру.
Деньги с демереджем – это “когда выгоду получает не тот, кто накопил много денег, а тот, кто избавился от них, вложив в реальное хозяйство, поскольку имеющий много денег сам платит процент за сокрытие денег от оборота. Иначе говоря, при такой финансовой системе тот, кто буквально “зарыл свой талант в землю”, потеряет больше, чем выгадает.”
Зарплата и жилье
“Извечная” кадровая проблема, как может показаться, не такая уж нерешаемая. Не нужно ничего придумывать, все уже придумано до нас – она может решаться так же, как в колхозах и совхозах позднего СССР – предоставьте условия и кадры появятся. Проведите собственные опросы и узнаете, что главная причина бегства из села – это отсутствие работы. Работа пропала, как уже писалось в этой статье, когда общественные блага, земля и средства производства перешли к немногочисленным частным собственникам, цель которых – максимизация прибыли и социализация убытков.
Если село имеет стратегию, владеет ресурсами но не хватает кадров для их реализации, предоставьте жилье и зарплату – и кадры появятся.
Уже сегодня достаточно людей, рассматривающих переезд в село из неблагополучных городов. Их сдерживает только это – отсутствие жилья и зарплаты. Не все рождаются предпринимателями, многим нужна предсказуемость и стабильность, в которой они могут реализовать свои профессиональные навыки или освоить те, к которым имеют природные способности.
Григорій Сковорода: Cправжнє щастя – у вільній праці за покликанням.
Г. Сковорода чи не першим із вчених нового часу висунув ідею перетворення праці із засобу до життя на найпершу життєву потребу та найвищу насолоду. Смисл людського буття він вбачав у праці, а справжнє щастя – у вільній праці за покликанням. Думка про визначальну роль спорідненої праці у забезпеченні щасливого життя вперше набула загального принципу вирішення проблеми людського щастя і смислу людського буття.
«Сродна праця» – запорука успіху та щастя. На думку видатного українського філософа й мислителя, кожна людина має займатись тією справою, до якої вона має потяг і схильність. Тоді її діяльність принесе не тільки особисте задоволення, але й суспільну користь.
Обеспечить жильем важных для сообщества работников можно двумя способами:
- Возвращением или выкупом в коммунальную собственность брошенного жилья (его огромное количество в каждом селе), с последующей реставрацией. Стоит такое жилье недорого, от 2000 до 6000 долларов, что посильно для любого бюджета.
- Собственной строительной программой, например, блочного строительства энергоэффективных купольных домов, с производством блоков прямо на месте, в самой же громаде.
Вячеслав Горобец
