Так бывает, когда сдаешь национальные интересы под вопли “даешь энергонезависимость от Кремля”!
“Почему Контракт века, призванный стать локомотивом азербайджанской экономики, который должен был втолкнуть страну в XXI век, на деле стал кабальны договором, типичным образцом неоколониальной политики? Подробное его изучение порождает только безответные вопросы.”
История учит только тому, что ничему не учит… Ищите аналогии со сланцевым газом на Украине.
На днях исполняется девять лет с момента подписания “Контракта века”. До первого круглого юбилея еще целый год, и в принципе, нет никаких оснований для того, чтобы начать подводить итоги. Но политическая реальность такова, что в этом появилась серьезная необходимость именно сейчас.Вообще вся история Контракта века – это хроника торжества политики над экономикой. Политическая необходимость осмысления этой поистине судьбоносной для современного Азербайджана даты в том, что Азербайджан стоит накануне президентских выборов. Происходит смена эпох.
Правящая элита изо всех сил пытается сохранить статус-кво. Западные страны вовсю ей в этом помогают – несмотря на априорную недемократичность существующего политического режима в Азербайджане, несмотря на западное общественное мнение и на всю уродливость неомонархических конструкций в стране-члене Совета Европы. Итак, несмотря на все вышеперечисленное, это все же происходит.
И существует только один разумный ответ на вопрос почему это происходит? Контракт века. Нынешняя власть – это плоть от плоти и кровь от крови этого документа. Не случайно бакинские острословы вывели собственную формулу азербайджанского триединства: “Во имя отца, и сына, и контракта века…”
Контракт века стоит в одном ряду с именами старшего и младшего Алиевых отнюдь не случайно. Именно он является основной идеологической и экономической базой процедуры престолонаследия. Уродливость этой политической процедуры – зеркальное отражение самого Контракта века. Документа, не имеющего аналогов в современной мировой истории. Документа, являющегося кабальным договором, меняющего стратегические ресурсы (да что там ресурсы – будущее целой нации!) на несколько сотен миллионов тонн нефти. Документом, подписание которого стало итогом многоходовой комбинации ТНК и правящей элиты. Документом, ставшим символом национального бессилия.
КАК ЭТО БЫЛО?
Изначально было ясно, что нефтяная стратегия Азербайджана будет строиться на использовании средств западных нефтяных компаний. К тому времени советская экономика почила в бозе и было неспособна начать освоение нефтяных проектов, требующих многомиллиардных инвестиций.
Первое появление западных компаний приходится на 1990 год. По сути дела, тогда изучалась возможность внедрения в экономику советских республик, уже явно отходящих от центра.
Это было бурное время политических иллюзий. Народ на площадях конца 80-х – начала 90-х годов прошлого столетия продолжал жить иллюзией того, что достаточно Азербайджану выйти из СССР – как нефть превратит его в процветающую страну. “Нефть плюс независимость” – эта формула рождала ложную оценку будущего.
Представители западных нефтекомпаний, посещавшие Баку, вначале вели интенсивные переговоры с правительством Муталибова (1990-1992). Правительство Муталибова изначально заняло жесткую позицию. Несмотря на шаткое политическое положение, правительство настаивало на соблюдении нескольких ключевых параметров.
Во-первых, контракт на разработку месторождение “Азери” – самого перспективного азербайджанского месторождения – должен был стать итогом международного тендера (который, кстати, и был проведен – победителем стала американская АМОКО). По условиям тендера компания была обязана вместе с другим участником – компанией “Макдермотт” – полностью реконструировать завод глубоководных оснований, превратив его в крупнейший в Азии производитель оснований.
Во-вторых, предполагались инвестиции в нефтяное машиностроение Азербайджана и оговаривались планы по реконструкции нефтяной индустрии. При этом в контракте четко оговаривалась доля иностранных инвесторов – 20%.
Но контракт этот так и не был подписан. Правительство Муталибова было свергнуто, и ему на смену пришло гораздо более уступчивое правительство Эльчибея.
Если первоначально речь шла только о месторождении “Азери”, то при народофронтовцах предметом переговоров стало и месторождение “Чыраг” (против чего возражал тогдашний президент Государственной нефтяной компании Азербайджанской Республики – ГНКАР – Санан Ализаде). Затем сюда прибавилась и неглубоководная часть месторождения “Гюнешли”.
Юнитизация контракта привела к увеличению инвестиций, необходимых для его реализации. Правительство “фронтовиков” хорошо понимало значение нефти, но практически ничего – в переговорной стратегии. Стратегической ошибкой стало заключение контрактов по принципу “раздела продукции”.
В политическом плане ставка правительства Народного Фронта на нефть была очень серьезной. Ведь к разработкам на Каспии рвались западные компании, особенно те из них, у которых дела на тот момент шли не очень хорошо. Известно, например, что на момент появления на Каспии проблемы были у такой крупной компании, как “Бритиш петролеум”.
Первый контракт лоббировался такими политическими фигурами, как экс-премьер Великобритании Маргарет Тэтчер, посетившей в 1992 году Баку. Сабит Багиров (теперь уже экс-президент ГНКАР) и сегодня убежден в том, что контракт можно было заключить еще при народофронтовском правительстве.
Однако участники переговорного процесса, в том числе и сам Багиров, пытались вывести текст контракта на тот уровень, который был бы предельно выгоден Азербайджану по долевому участию страны. В итоге стороны сошлись на соотношении “60 на 40″. 30 июня 1993 года в Лондоне, куда должен был прибыть президент Азербайджана Абульфаз Эльчибей, ожидалось подписание “контракта века”, предоставляющего западным компаниям права на разработку каспийской нефти. Но 13 июня Сурет Гусейнов поднял мятеж. Правительство Эльчибея пало.
Форсирование государственного переворота в июне 1993 года некоторые наблюдатели и по сей день связывают с предполагаемой поездкой в том месяце президента Эльчибея в Лондон для окончательного согласования и подписания контракта с иностранными компаниями. Можно спорить о том, была ли нефть главным двигателем переворота, но то, что нефть сыграла свою роль в ускорении этого процесса, – несомненно. По имеющейся информации из компетентных источников, незадолго до подписания контракта правительством Эльчибея, Гейдар Алиев звонил своему сподвижнику и кричал ему в трубку: “Если контракт заключат они (Народный фронт – авт.), нам никогда не придти к власти!”.
Как оказалось в дальнейшем, не только Г.Алиев не хотел подписания контракта. Основные участники контракта – нефтяные транснациональные компании BP и AMOCO, затягивая переговорный процесс с правительством Эльчибея, участвовали в заговоре, направленном на свержение политического режима, возглавляемого Абульфазом Эльчибеем. Информацию об этом опубликовала британская “Санди Таймс” со ссылкой на источники в британской разведке. По мнению этой газеты, BP и AMOCO финансировали приход Гейдара Алиева к власти для того, чтобы обеспечить себе монопольное положение на перспективном рынке нефтеуглеводородных ресурсов на Каспии.
После прихода к власти Гейдара Алиева, доля BP и AMOCO в контрактах возросла в два раза. Гейдар Алиев, не отягощенный проблемой легитимизации своей власти, подписал контракт на более выгодных для иностранных нефтяных компаний условиях. Но чтобы придти к власти, Г.Алиеву пришлось воспользоваться услугами мятежного полковника. А это привело к тому, что крен в азербайджанской внешней политике сместился в сторону РФ. Азербайджан был вынужден отказаться от половины своей доли в пользу российской компании.
Но несмотря ни на что, 20 сентября 1994 года подписывается контракт и создается первый азербайджанский международный нефтяной консорциум (позднее названный Азербайджанской международной операционной компанией – АМОК). После слияния двух основных участников консорциума – ВР и АМОКО, вся власть переходит в руки мирового гиганта нефтедобычи ВР.
Компания, первоначально вообще не представленная в азербайджанских нефтяных проектах на Каспии, превращается в монопольного оператора национальных богатств. Сегодня ВР контролирует и будет контролировать разработку, добычу и транспортировку 85 (!) процентов азербайджанских нефтеуглеводородов. А соотношение прибыли, получаемой азербайджанской стороной от реализации Контракта века, зеркально изменилось и превратилось в “20 на 80″.
Почему Контракт века, призванный стать локомотивом азербайджанской экономики, который должен был втолкнуть страну в XXI век, на деле стал кабальны договором, типичным образцом неоколониальной политики? Подробное его изучение порождает только безответные вопросы.
БЕЗОТВЕТНЫЕ ВОПРОСЫ
Никто из тех, кто участвовал в заключении Контракта века (да и последующих контрактов) не в состоянии дать разумный ответ на эти вопросы.
К примеру – на каком основании азербайджанская сторона пошла на заключение контрактов типа “Шеринг продакшн” или, говоря по-русски, на соглашения о разделе продукции (СРП)? Эти соглашения в современном мире практически не заключаются – по той простой причине, что наносят экономике страны колоссальный вред. Например, недавно Госдума РФ приняла Закон об запрете на заключении сделок по принципу СРП. В преамбуле этого закона так и написано: “Соглашения по принципу СРП наносят колоссальный вред экономике страны, противоречат мировой практике и не соответствуют национальным интересам”.
Привлекательность этих соглашений для нефтяных компаний очевидна. Они устраивают нефтяных гигантов высокой внутренней нормой прибыли, свободой от экономических рисков в быстро меняющейся конъюнктуре, к тому же эти соглашения обретали также силу закона, так как ратифицировалось парламентом Азербайджана. При этом они освобождают компании от ответственности за эффективность инвестиций и позволяют проводить развязанную инвестиционную политику. При этом речь, по сути, идет о вычленении месторождений, разрабатывающихся по принципу СРП, из экономики страны.
Но даже мировая практика, знающая множество заключенных контрактов этого типа, не знает ни одного, который можно было бы сравнить с Контрактом века.
Начнем с того, что наш контракт освобождает участников проекта от всех корпоративных налогов. Он предусматривает полное освобождение участников контракта от всех видов налогов на территории страны! Одно только это положение делает его уникальным.
Посудите сами – практически самая главная отрасль страны, дающая до 70 процентов ВВП, освобождается от налогообложения. Более того: она освобождается и от всех видов таможенных пошлин – как на экспорт продукции, так и на импорт комплектующих запчастей. И это в то время, когда все остальные сектора национальной экономики стонут под игом 38-процентного таможенно-налогового побора на границе!
Но и это еще не все. Доля соотношения прибыли также уникальна. Азербайджан, владеющий месторождениями, получит в итоге меньшую часть прибыли, чем компании-участницы.
И это еще не все. Уникальность контракта еще и в том, что впервые в мировой практике контракт на подобных условиях заключен не по контрактной площади, а по разведанным месторождениям. Как правило, подобные контракты если и заключаются, то только по неразведанным месторождениям, шансы извлечения полезных ископаемых на которых меньше 50 процентов. Но у нас контракт типа СРП впервые заключен на месторождения, полностью разведанные и даже частично освоенные (Гюнешли). Почему? Вопрос повисает в воздухе.
Следующий безответный вопрос таков: почему, вопреки общепринятой мировой практике, ни по одному месторождению не был проведен ни один тендер? Более того – результаты единственного проведенного тендера были похерены.
И наконец последний вопрос – почему контракт, существующий уже 9 лет, так и не принес экономического процветания Азербайджану? Почему миллиарды нефтедолларов так и не породили экономического бума?
ДЕТСКАЯ БОЛЕЗНЬ МИФИЗНЫ В КАПИТАЛИЗМЕ
Причин несколько. Они подразделяются на объективные и субъективные.
Одна из главных заключается в незнании нами своего реального места в мире. Как и все молодые независимости, Азербайджан мучительно долго ищет свое место в этом мире. Реальное осознание нашего места в мире сейчас трудно различимо – из-за всей этой пелены обещаний, протоколов о намерениях и прочих аксессуаров, сопровождающих любую “нефтяную игру”. Но реально другое – нефтяная политика есть баланс весьма различных интересов. И очень часто эти интересы расположены в совершенно иной плоскости, нежели интересы Азербайджана.
Неверна была первоначальная посылка. Мы считали, что нефть – это не средство, а цель. Изначально нефть рассматривалась нами не как средство для прогресса, а как источник решения всех существующих общенациональных проблем. И решение карабахской проблемы, и выход из социального-экономической стагнации, и достижение процветания – все это должно было решится по мановению волшебной нефтяной палочки.
На первом этапе реализации нефтяной стратегии вся страна жила в ожидании чуда того момента, когда Азербайджан станет новым Кувейтом. Эти неоправданные ожидания подстегивались многочисленными заявлениями западных экспертов о грядущем нефтяном рае. Только немногие трезвые люди рекомендовали не накладывать бездумно опыт арабских стран на Азербайджан. Их мнение встречалось с враждебным недоумением.
Помню, когда в газете “Зеркало” вышла одна из моих первых журналистских работ – “Кувейтский мираж”, она вызвала в обществе буквально шок. После этой статьи руководство страны записало меня в личные враги, а руководству газеты посоветовали “более не печатать таких статей по той причине, что они не нравятся главе государства”. Кстати, именно по этой причине я в итоге и был вынужден создать издание, которое вы сейчас держите в руках. Так что, даже “Монитор” – это плод нефтяной стратегии.
Основной источник мифов – реальные запасы нефти на Каспии. Несмотря на многолетние геологические изыскания, споры о том – сколько нефти на Каспии – не утихают. Французский журнал “Экспресс”: “На Каспии от 70 до 250 млрд. бар. нефти”. Доклад госдепа США: “Разведанные запасы нефти Каспия – 163 млрд. баp. и еще 15,6 млрд. баp. – пpогнозиpуемые (в итоге около 30 млрд. т.)”. Прогноз ГНКАР: “В Азербайджане около 4 млрд. тонн нефти”. Эксперты Института Геологии (Баку): “В Азербайджане не менее 10-12 млрд. тонн, с учетом древних комплексов и глубоких месторождений – 20 млрд.т”.
Хотя сотрудники этого же Института геологии в 1988 году в издательстве “Элм” выпустили в свет труд, в создании которого участвовали А.Алиев, М.Багирзаде, З.Буниятзаде, Ф.Дадашев, Ш.Мехтиев, С.Салаев, А.Шихлинский и Ф.Юсуфзаде. Так вот, по мнению этих авторитетов, геологические потенциальные запасы нефти в эксплуатируемых и разведываемых месторождениях в азербайджанском секторе Каспия по данным на 1988 год достигали 2374 млн. тонн по категориям А+В+С1 и 360 млн. тонн – по категории С2. В том числе, извлекаемые запасы составляют 415,9 млн. тонн по категория А+В+С1 и 276,5 млн. тонн – по категории С2.
Как наглядно видно, в различных “экспертных” оценках общие запасы региона оцениваются в диапазоне от 1,5 до 30 млрд. тонн, что дает основание усомниться в корректности самих экспертиз. Понятно, что подобный разброс мнений невозможен без политической подоплеки. Каждая сторона использует экспертов для того, чтобы подтвердить верность собственной политической стратегии.
В итоге азербайджанская нефть стала заложницей мифа. Миф этот нужен в первую очередь правящей политической элите: они создают желаемый ажиотаж и привлекают к себе пристальное внимание мирового сообщества. Политическая элита Азербайджана реализует нефтяную стратегию, основанную на вере в миф- “наличие нефти обрекает страну на неизбежное процветание”. Населению остается только послушно ждать.
Успешное осуществление “нефтяной стратегии” требовало признания тезиса, что в Азербайджане очень много нефти. Заложенные в стратегию ожидания логически нуждалась в достаточном нефтяном обосновании: запас прочности напрямую увязывался с запасами нефти в стране, обрекая всех на веру в миф – “Азербайджан представляет собой гигантский нефтяной клондайк”. Стратегия нации основана преимущественно на тезисе “у нас очень много нефти”. И именно потому всякий, кто подвергает этот тезис сомнению, автоматически становится врагом государства.
Но понятно, что в одиночку провернуть подобную политическую аферу азербайджанскому руководству не под силу. Все вышесказанное ставит под сомнение саму необходимость заключения нефтяных контрактов.
Сторонники заключения контрактов обычно приводят две причины необходимости их заключения. Первая – инвестиционная. По их мнению, Азербайджан в ближайшей перспективе не смог бы найти необходимых средств для инвестиций в эти проекты. К тому же очевидны экономические дивиденды, уже полученные Азербайджаном. Азербайджан смог за последние годы привлечь свыше 6 миллиардов инвестиций. И вторая – нефть создала рабочие места. Начиная с 1995 года АМОК обеспечил работой по найму 19 тысяч человек. Появились компании, специализирующиеся на социальной инфраструктуре.
Но так ли это?
Начнем с того, что для начала реализации нефтяных контрактов было достаточно начать разработку нефтяного месторождения “Азери”. Точнее – его центральной части. На это, по мнению наших экспертов, понадобилось бы не более 1 миллиарда инвестиций. А уж такие деньги страна вполне могла бы найти и сама, заняв их у МФИ по низким процентным ставкам.
Сторонники заключения контрактов в этом случае приводят технологический фактор, который действительно обусловил отказ от разработки месторождений своими силами. Действительно, азербайджанская нефтяная индустрия не могла разрабатывать месторождения на глубине более 250 метров. Рекордом для нас являлась глубина 214 метров.
Но парадокс в том, что главное месторождение контракта – “Азери” – будет разрабатываться с глубины… 190 метров. А до самого месторождения предполагается идти горизонтальными скважинами. Поэтому для разработки месторождения было достаточно пригласить западную бурильную кампанию в качестве субподрядчика, что в принципе и было сделано консорциумом.
Выводя на первый план финансовую и технологическую несостоятельность азербайджанской стороны, нам хотят доказать, что иного пути не было. В принципе, это правда. Но иного пути у нас не было отнюдь не по экономическим или технологическим причинам, а по политическим соображениям.
Вспомним, какой была ситуация: раздираемая распрями нищая страна, фактически проигравшая вооруженную фазу противостояния из-за Нагорного Карабаха. Новое политическое руководство страны прекрасно понимало, что дальнейшая судьба и Нагорного Карабаха, и самого Азербайджана будет решаться не на полях сражений. А для дипломатических торгов необходимо иметь предмет торга. И мы выложили на алтарь противостояния свое единственное богатство – нефть. Мы начали торг с желанием решить все свои задачи при помощи нефти.
Но об этом знала и противная сторона. В отличие от нас, загнанных в тиски цугцванга, они могли сколь угодно долго вести переговоры, чтобы выторговать себе максимально выгодные условия. К тому же вскоре стало ясно: новое азербайджанское руководство отнюдь не прочь заработать на торговле национальными интересами. Интересы Семьи были поставлены выше интересов нации, и, затратив мизерные суммы на выплаты нашей правящей элите, западные компании осуществили грандиозную аферу.
КАСПИЙСКАЯ НЕФТЯНАЯ ПИРАМИДА
Совершенно ясно, что в завышении реальных объемов нефти на Каспии заинтересованы все стороны, участвующие в реализации проектов. Помимо азербайджанского государства в этом заинтересованы и его западные партнеры. У этой заинтересованности множество аспектов.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ аспект заключается в том, что Закавказье представляет важный геополитический регион, являя собой перемычку между Черным и Каспийским морями и “ключ” к Центральной Азии. К тому же Запад стремится ограничить влияние России на Европу – с одной стороны, а с другой – не допустить увеличения числа союзников Ирана. А еще Азербайджан может стать плацдармом для грядущего вторжения в Иран – страну, занимающее ключевое место в числе производителей нефти.
Есть и ЭКОНОМИЧЕСКИЙ аспект, из-за которого западные страны заинтересованы в возникновении у каспийского нефтеносного региона имиджа “супернефтяного колосса”. Увеличение числа стран, вступающих в индустриальную эру, неизбежно провоцирует рост потребления энергоресурсов. Но реальной альтернативы арабской нефти нет. В этих условиях удержать рост цен обычным набором политических и экономических инструментов уже не представляется возможным. Именно этим и была вызвана иракская кампания.
Но для сдерживания нефтепроизводителей в узде требуется нечто большее, чем грубая сила. Требуется альтернатива. Создание “каспийского фантома” преследовало цель показать реальную альтернативу арабской нефти.
По оценкам различных западных источников, доказанные извлекаемые запасы нефти на Каспии (что, по мнению большинства экспертов, эквивалентно запасам категорий А+В или А+В+С1 по cоветской классификации) составляют примерно 2-4 млрд. тонн. В мировом масштабе это сравнимо с величиной запасов Северного моря и почти в 25-50 раз меньше, чем в государствах Ближнего и Среднего Востока, в недрах которых содержится 90100 млрд. тонн, или более двух третей мировых доказанных запасов. А потому все разговоры о возможной стратегической конкуренции между этими регионами не более, чем миф.
Но миф перестает быть таковым, когда становится на службу коммерческой выгоде. Как известно, ключевую роль в кампании по надуванию наших нефтяных запасов играют компании-участницы проекта. И в первую очередь – ВР. Для многих компаний важно, чтобы цены на их акции росли, а для этого порою нужны не факты, а декларации об участии в мифических “нефтяных проектах Каспия”. С помощью таких мифов им удается повысить свой фондовый имидж и даже вполне реально заработать.
Участвуя в широко рекламируемых каспийских проектах и заявляя о совершенно “сумасшедших запасах”, компании реально повышают свой фондовый имидж, то есть выигрывают, еще не выкачав ни одного барреля нефти. Увеличение фондовой стоимости компании есть вид аферы, но этим, как показал скандал с “Энроном”, больны практически все крупные западные ТНК. Таким образом, каспийская нефтяная стратегия компаний все больше приобретает вид полномасштабной аферы.
Вообще в истории с каспийской нефтью есть все составные части классической аферы. Ведь в чем суть всех афер? В том, чтобы, создав ложное представление о каком-то объекте, добиться выдаивания из жертвы денег.
Как известно, инициаторами и активными участниками “каспийской нефтяной лихорадки” являются ведущие державы мира и страны региона, нефтяные компании и банки, бизнесмены и политики. И было бы крайне наивно полагать, что нефтяная игра от начала до конца пойдет по канонам прозрачной и честной борьбы. В любой достаточно масштабной “финансовой игре” объективно заключена возможность афер: естественно, что большая нефтяная лихорадка объективно и логично создает условия для различного рода масштабных афер.
Завышение реальных объемов каспийских запасов, на наш взгляд, изначально преследовало цель добиться максимально большей прибыли для компаний-участниц.
Увеличение реальных суммарных запасов до заоблачных высот привело к тому, что параллельно растет и сумма инвестиций от западных компаний. К тому же это компании делают все, чтобы увеличить суммы расходов: самые дорогие автомобили, которые меняются через год, комплектующие – из Индонезии, оборудование – из Франции, оргтехника – из Великобритании. Все это – составная часть стратегии ВР в Азербайджане.
Казалось бы, какой интерес этим компаниям вкладывать столь высокие инвестиции? Интерес появляется при изучения макроэкономического воздействия нефтяных контрактов на нашу экономику.
На первом этапе много говорилось о мультипликаторе и заявлялось, что нефтяные инвестиции неизбежно приведут к тому, что в результате действия мультипликатора инвестиции пойдут и в другие отрасли. Назывались различные цифры: от пессимистической “6 долларов на 1 доллар” инвестиций до оптимистической “12″.
Результат превзошел все ожидания. Сегодня в Азербайджане мультипликатор имеет… минусовую величину. Размер инвестиций в ненефтяную сферу в 15 раз меньше, чем в энергетический сектор. Более того: инвестиции в нефтяной сектор практически равны сумме закупленного за рубежом оборудования и заплаты иностранным сотрудникам.
В итоге влияние нефтяных контрактов на экономику страны практически равно нулю. Вывод таков: либо на Азербайджан не распространяются законы рыночной экономики, либо размеры инвестиций в нефтяной сектор – не более, чем миф.
Но для чего необходимо вкладывать миллиарды долларов? Этот вопрос напрямую увязан с вопросом реальных нефтяных запасов.
Предположим, что реально на месторождениях нефть есть в количестве не декларируемых 520 миллионов тонн, а 230 миллионов – как и было написано в документах советского времени. Необходимые инвестиции для извлечения этого количества нефти не превышают 1,5-2 миллиарда долларов. При этом прибыль, на которую могли рассчитывать западные компании, не превысила бы 2 миллиардов долларов.
А теперь посмотрим на то, что получат компании при реализации нынешнего контракта. Достаточно посмотреть на условия заключенных контрактов, как многое становится ясным. По условиям контракта, в первые 10 лет большая часть добываемой нефти вывозится западными участниками консорциума, которые из полученной суммы должны погасить свои затраты на инвестиции в рамках проекта.
А теперь представим, что количество инвестиций завышено на 4 миллиарда долларов. В результате противная сторона получает возможность вывезти дополнительно – в счет погашения своих затрат – около 90 миллионов тонн. Плюс – в счет своих прибылей – еще 10 миллионов тонн. Помимо этого, с оставшихся 100 миллионов тонн она еще получит свою львиную долю прибыли.
Согласно контракту, Азербайджан начнет получать большую часть предполагаемой прибыли только во второй фазе контракта. Предполагается, что в заключительной части реализации контракта Азербайджан будет получать 70 процентов доходов от полученной нефти. Но, как показывает опыт эксплуатации аналогичных “Азери” морских месторождений на Каспии (в частности “28 Мая”), большую часть добываемой нефти на этих месторождениях без применения спецсредств реально можно получить… только в первые 10 лет. Затем удержание добычи на прежнем уровне потребует значительно большего числа инвестиций, что повышает себестоимость добываемой нефти.
Таким образом, вполне вероятно, что через 15 лет после начала реализации, в наших месторождения останется так мало нефти, что их добыча просто станет нецелесообразной. По условиям этого контракта, выигрывает тот участник, кто первым снимет сливки. А поскольку реальные запасы преувеличены, то очень велика вероятность того, что мы окажемся ни с чем.
Все это весьма сильно напоминает печально знаменитые “финансовые пирамиды”, превращая каспийский Контракт века в их нефтяную разновидность.
НЕФТЬ, КОТОРУЮ МЫ ПОТЕРЯЛИ
На алтарь “нефтяной стратегии” был брошен весь стратегический потенциал нации. Пойдя на столь грандиозные потери, мы ничего не достигли реально. Как видим, подписание нефтяных контрактов не решило ни одной из этих стратегических задач. И хотя заключено уже 20 контрактов по освоению каспийских месторождений азербайджанского сектора и к их реализации привлечены 33 компании из 14 стран, реальных результатов не наблюдается. Исключая площади первого консорциума и обнаруженные запасы газа и газоконденсата на “Шах-Дениз”, по “морским” контрактам, заключенным во второй половине 90-х годов, нет пока ни одного значительного результата.
Разработка двух контрактных месторождений (консорциумы CIPCO и NAOC) свернута из-за небольших запасов, которые делали работу на этих месторождениях коммерчески невыгодной. Многие эксперты утверждают, что даже в самые лучшие годы, при производстве 70-80 миллионов тонн нефти ежегодно, объем добычи на Каспии составит не более 2 процентов от мирового объема добычи нефти.
Так что, нет никаких оснований для заявлений, что “Каспийское море станет супернефтеносным регионом планеты”. Экономика страны развращена потоком нефтедолларов, протекающим мимо нее. Практически все сектора национальной экономики, за исключением нефтедобывающего, пребывают в глубочайшей депрессии. Нас уверяют, что ситуация кардинально изменится с началом полномасштабной добычи и притоком больших нефтеденег. Но верится в это с трудом. Если уж ежегодные миллиардные инвестиции не оживили нашу экономику, то как ее могут реанимировать 500 миллионов нефтедолларов?
На все вопросы правительству по поводу ориентации только на нефтяной сектор, его ответ был неизменен – другой альтернативы нет.
Но Карабах все еще в руках армян, которые, не принеся никому практически никаких политических даров, добились военно-политического паритета с азербайджаном. Наша страна погрязла в коррупции. Наше общество унижено и развращено, а население спасается от нищеты на просторах необъятной экс-родины. Зато правящая Семья “заработала” миллиардные капиталы, превратившись в одну из богатейших семей мира.
Власть в Азербайджане пытается превратить нашу страну в еще одну нефтяную монархию. Победитель президентских выборов 2003 года получит устойчивую власть. Доходы от нефти в последующие годы поднимутся до той гарантийной отметки, которая даст не просто крепкие финансовые рычаги, а еще и возможность значительно приумножить семейный капитал.
Именно поэтому наследник семейных капиталов так стремится к политическому олимпу. Ему потворствует инертность общества, сознание которого одурманено ожиданием нефтедолларов и райской жизни, и западные участники аферы, для которых приход принца к власти – по сути единственная возможность не отвечать на неудобные вопросы. А страна медленно дрейфует – и в экономике, и в политике – к африканскому варианту развития.
В мире существует НЕСКОЛЬКО ВАРИАНТОВ использования нефтедолларов. НОРВЕЖСКИЙ – когда львиная часть доходов, полученных от реализации нефтяных контрактов. тратится на модернизацию экономики и развитие общества. АРАБСКИЙ – когда баснословные доходы от нефти поровну делятся между правящей элитой и финансированием стратегических фьючерсных программ. И АФРИКАНСКИЙ – когда львиная часть доходов направляется на обогащение правящей элиты.
Азербайджан упорно приближается к африканскому пути развития. Эту проблему у нас предпочитают не замечать. Оно и понятно – этот вариант подразумевает вероятность реализации негативных сценариев. Между тем Азербайджан по многим объективным параметрам “имитирует” печальный опыт большинства африканских стран. Авторитарный режим, отсутствие правовых основ демократии, коррумпированность власти и многое другое.
Вместо того, чтобы стать основой для грядущего прогресса и процветания азербайджанского народа, нефть превратилась в нашу головную боль, в наше проклятие.
В своих предвыборных выступлениях цесаревич пытается убедить всех в том, что эта власть что-то сделала. И в качестве главного пропагандистского аргумента эффективности власти наиболее часто упоминается Контракт века. МЫ ЭТО СДЕЛАЛИ! – заявляет принц. И с ним трудно не согласится. Если его отца принято считать архитектором “нефтяной стратегии”, то сын безусловно является ее прорабом. Видя то, к чему уже привела реализация стратегии алиевской семьи, и понимая, к каким неисчислимым бедствиям они еще приведут нашу несчастную страну, хочется сказать: “ДА, ЭТО СДЕЛАЛИ ВЫ!”. Вот только звучит это не как утверждение, а как приговор!
ЭЛЬМАР ГУСЕЙНОВ
