Исторический дискурс, касающийся польско-украинских отношений в XX веке, является одним из наиболее чувствительных и политизированных. События этого периода, включая деятельность Организации украинских националистов (ОУН), фигуру Степана Бандеры, а также трагедию на Волыни, стали предметом ожесточенных споров и национальных травм. Запрос на подтверждение или опровержение ряда тезисов отражает глубокое недоверие к упрощенным, односторонним нарративам и стремление к более сложному и, возможно, неудобному историческому анализу.
Представленный ниже отчет представляет собой попытку провести всестороннее, основанное на фактах исследование этих тезисов. Он стремится отойти от эмоциональной и полемической риторики, чтобы предоставить объективный взгляд на исторические события, их взаимосвязи и последствия, опираясь исключительно на доступные исторические материалы. Целью данного анализа является не вынесение морального вердикта, а реконструкция исторического контекста, в котором формировались и действовали все стороны конфликта.
Глава 1: Характер и действия Степана Бандеры
Подвергается сомнению, что Степан Бандера был «террористом», утверждая, что он был лишь «треплом» и «подстрекателем». Для рассмотрения этого тезиса необходимо обратиться к судебным процессам, в которых Бандера был главным обвиняемым, и к идеологии организации, которую он возглавлял.
В 1936 году во Львове состоялся судебный процесс над 23 членами ОУН, который стал продолжением Варшавского процесса 1935–1936 годов. В центре этого дела был Степан Бандера, и процесс получил условное название «Львовский процесс Бандеры и товарищей». Обвинения, предъявленные подсудимым, включали государственную измену (членство в ОУН) и «подготовку ряда террористических актов». Среди этих актов были убийства и взрывы. Украинские адвокаты настаивали на политической мотивированности обвинений, а подсудимые, в свою очередь, использовали процесс для разоблачения польской политики в отношении украинцев. Тем не менее, суд вынес суровый приговор: Степан Бандера и Роман Мигаль были приговорены к пожизненному заключению.
Идеология и методы ОУН, принятые в то время, также позволяют оценить роль Бандеры. Организация украинских националистов была создана в 1929 году группой украинских деятелей, разочарованных результатами национально-освободительной борьбы 1917–1921 годов. Эти молодые активисты, многие из которых имели боевой опыт, не верили в успех демократических методов и считали, что представителям демократических партий не хватило воли, чтобы взять диктаторские полномочия и удержать власть. Создание ОУН было также связано с популярностью в Европе тоталитарных движений, таких как итальянский фашизм, которые казались успешными. В декларации о создании ОУН прямо указывалось, что цель «национальной революции» должна быть достигнута «диктатурой», а насилие признавалось как политический инструмент против врагов их дела.
События 1934 года являются ярким примером применения этой идеологии. Боевик ОУН Григорий Мацейко 15 июня 1934 года убил в Варшаве министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого. Эта акция была местью за массовые репрессии против украинского населения Галиции и Волыни, известные как «пацификация». С точки зрения польских властей и законодательства, это было однозначно террористическим актом.
Таким образом, утверждение, что Бандера был всего лишь «подстрекателем», не выдерживает исторической проверки. Судебные документы прямо обвиняли его в подготовке террористических актов. Идеология ОУН, членом которой он был, открыто принимала насилие как политический инструмент. Роль Бандеры не ограничивалась агитацией; он был ключевой фигурой в организации, которая систематически применяла политическое насилие для достижения своих целей. Поэтому с исторической и правовой точки зрения его можно охарактеризовать как лидера организации, которая использовала терроризм.
Глава 2: Межвоенная польская политика и истоки украинского национализма
Высказан тезис, что «возникновению ОУН и ее развитию немало поспособствовали поляки своей репрессивной политикой». Анализ политики Второй Речи Посполитой в отношении украинского меньшинства подтверждает этот тезис и показывает, что репрессивные меры польских властей сыграли решающую роль в радикализации украинского национального движения.
Одной из наиболее спорных польских политик было «осадничество» — поселение польских колонистов на исконно украинских землях Галиции и Волыни. Эта политика воспринималась украинцами как инструмент полонизации и попытка закрепить польский контроль над их территориями. ОУН отвечала на «осадничество» поджогами усадеб польских колонистов. Эти акции стали поводом для масштабных репрессий, получивших название «пацификация» (умиротворение).
«Пацификация» была массовой репрессивной акцией, направленной против украинского населения. Польская полиция и армейские подразделения вошли в более чем 800 сел, арестовали свыше 2 тысяч человек и сожгли около 500 домов. При этом широко применялся принцип коллективной ответственности, а частью «пацификации» стали украинские погромы, организованные польскими шовинистическими группировками.
Еще одним инструментом польской политики, напрямую повлиявшим на рост радикальных настроений, стало создание концентрационного лагеря «Берёза-Картузская». Лагерь был создан 17 июня 1934 года, спустя всего два дня после убийства министра Перацкого, как место «внесудебного интернирования противников правящего режима». Распоряжение президента Игнация Мосьцицкого позволяло задерживать и отправлять в «место изоляции» любого гражданина, чья деятельность «угрожала безопасности, покою либо общественному порядку», без расследования и судебного разбирательства. Срок интернирования изначально составлял три месяца, но мог многократно продлеваться администрацией лагеря. Решения воевод, полиции и лагерного начальства не подлежали обжалованию, что делало систему полностью произвольной и лишенной правовой основы. В лагере содержались представители национальных меньшинств, включая украинцев, а также оппозиционные поляки и коммунисты.
Использование государством внесудебных и коллективных наказаний подорвало его легитимность в глазах украинского населения. Вместо «умиротворения» оно лишь укрепило нарратив ОУН о том, что польское государство является враждебной силой, а не законной властью. Жестокость «пацификации» и произвол «Берёзы-Картузской» не только не подавили украинское национальное движение, но и обеспечили ОУН приток новых сторонников, которые убедились в неэффективности легальных и демократических методов борьбы. Этот цикл насилия, где государственные репрессии порождают радикальную оппозицию, а та, в свою очередь, оправдывает новые репрессии, является ключевым для понимания развития конфликта.
Глава 3: Спорная внешняя политика Польши и европейский контекст
Тезис о том, что Польша, «сотрудничая с гитлеровцами» и участвуя в «разделе Чехословакии», не имеет морального права «поднимать» тему Волыни, затрагивает сложную и неоднозначную историю польской внешней политики в межвоенный период. Исследование этих утверждений показывает, что внешняя политика Польши в 1930-е годы действительно была сложной и не всегда соответствовала образу «жертвы».
26 января 1934 года Польша стала первым европейским государством, которое заключило пакт о ненападении с нацистской Германией. Этот договор, известный как «пакт Пилсудского-Гитлера», был использован Адольфом Гитлером для демонстрации своих «мирных намерений» и для того, чтобы обезопасить восточные границы Германии. Отсутствие реакции со стороны Великобритании и Франции на это соглашение позволило Гитлеру 16 марта 1935 года, нарушая Версальский договор, ввести всеобщую воинскую повинность.
В 1938 году, когда нацистская Германия начала расчленение Чехословакии, Польша, воспользовавшись ситуацией, аннексировала Тешинскую область (Тешинскую Силезию). В этом регионе, помимо 80 тысяч поляков, проживало около 120 тысяч чехов. Этот шаг продемонстрировал, что Польша, подобно другим ревизионистским державам, была готова к территориальным захватам и преследовала свои интересы, даже если это означало сотрудничество с нацистской Германией и подрыв системы коллективной безопасности в Европе.
Эта внешнеполитическая линия, безусловно, противоречит более позднему образу Польши как невинной жертвы нацистской агрессии. Она показывает, что Польша не была пассивным наблюдателем в европейской дипломатической игре, а активно преследовала свои собственные цели. Однако это не означает, что она «сотрудничала» с Гитлером в том смысле, в каком это делали некоторые другие режимы. По сути, польские лидеры пытались использовать Гитлера для ослабления влияния СССР и получения территориальных уступок, как это видно из его предложения 1939 года о военном союзе против СССР.
Таким образом, тезис о противоречивой внешней политике Польши подтверждается историческими фактами. Это, в свою очередь, поднимает вопрос о моральных основаниях для обсуждения Волынской трагедии, которая стала результатом не только польско-украинского противостояния, но и более широкого европейского контекста, созданного, в том числе, и подобной политикой.
Глава 4: Волынская трагедия: хроника жестокости и взаимного насилия
Волынская трагедия является одной из самых болезненных страниц в истории польско-украинских отношений. Тезис, что полякам «лучше эту тему вообще не поднимать», поскольку им можно припомнить их собственную политику, требует тщательного и беспристрастного анализа, который покажет, что это событие имеет свою уникальную, трагическую специфику.
Волынская и Восточно-Галицкая резня, осуществленная Украинской повстанческой армией (УПА) при поддержке части местного украинского населения против польского меньшинства в 1943–1945 годах, признана в Польше геноцидом. В основе этой кампании лежала политика «этнической чистки». Цель УПА заключалась в том, чтобы не допустить установления послевоенным польским государством своей суверенной власти над территориями с украинским большинством.
Масштабы насилия были колоссальными. По оценкам историков, в том числе Тимоти Снайдера, в 1943 году в результате действий УПА в Волыни погибло от 40 до 60 тысяч польских мирных жителей. В Восточной Галиции в 1943–1946 годах ОУН-Б и УПА убили от 20 до 25 тысяч поляков. Эти цифры представляют собой наиболее распространенные оценки среди исследователей из разных стран. Действия против польского населения были исключительно жестокими, а большинство жертв составляли женщины и дети. Приказы о «всеобщей физической ликвидации всего польского населения» Волыни были отданы командиром УПА Дмитрием Клячкивским в июне 1943 года. Аналогичные приказы позднее были отданы и в Восточной Галиции.
Хотя Волынская трагедия была спровоцирована ОУН-Б и УПА, следует признать, что она не была односторонним событием. Поляки также осуществляли ответные акции, которые привели к гибели тысяч украинских мирных жителей. По оценкам, в Волыни от рук польских отрядов погибло от 2 до 3 тысяч украинцев, а в Галиции — от 1 до 2 тысяч. Историк Тимоти Снайдер отмечает, что около 10 тысяч украинских мирных жителей были убиты польскими отрядами самообороны, советскими партизанами и немецкой полицией.
Однако, несмотря на наличие польских ответных акций, действия ОУН-Б имели качественно иной характер. Запрос связывает Волынскую резню с польскими межвоенными репрессиями, но это не объясняет масштаб и намерения массовых убийств. В отличие от «пацификации,» которая была коллективным, но управляемым государственным насилием, направленным на подавление оппозиции, действия УПА были геноцидной кампанией, нацеленной на полное уничтожение или изгнание польского мирного населения. Это было не просто возмездие, а сознательная политика этнической чистки, что подтверждается приказами командования УПА. Историк Тимоти Снайдер выдвигает предположение, что жестокость действий УПА была также обусловлена опытом их членов, которые, служа в немецких вспомогательных силах, принимали участие в операциях против евреев. Таким образом, они могли «познакомиться с насильственной смертью в массовом масштабе» , что способствовало дегуманизации и позволило совершать чудовищные злодеяния.
Таким образом, Волынская трагедия является глубокой раной для обоих народов. Хотя польская межвоенная политика создала почву для конфликта, она не может служить полным оправданием или объяснением последовавших событий, которые носили характер геноцида. Обсуждение этой темы необходимо, чтобы понять, как взаимное насилие и идеология ненависти привели к одной из самых мрачных трагедий Второй мировой войны.
Глава 5: Взгляд ученого: случай Ивана Лысяка-Рудницкого
Иван Лысяк-Рудницкий (Иван Л. Рудницкий, 1919–1984) является одним из наиболее влиятельных украинских историков XX века. Он принадлежал к «поколению 1919 года» и вырос в межвоенном Львове, городе с сильными этническими противоречиями. Его биография была сложной: будучи наполовину евреем, он подвергался шантажу со стороны украинских националистов во времена нацистской оккупации, а в США был осужден во времена маккартизма.
Биография Лысяка-Рудницкого делает его потенциально критичным по отношению к украинскому национализму. Его личный опыт противостояния со стороны украинских националистов, как «наполовину еврея», указывает на то, что он мог иметь личные основания для критического анализа их идеологии.
Вот несколько прямых цитат Ивана Лысяка-Рудницького, которые лучше всего показывают его взгляд на ОУН и её идеологию — так, как их формулировал сам автор:
Цитата 1
«Найближчих родичів українського націоналізму слід шукати не так у німецькому нацизмі чи італійському фашизмі — продуктах індустріальних і урбанізованих громадянств, як скорше серед партій цього типу в аграрних, економічно відсталих народів Східної Європи: хорватські усташі, румунська Залізна Гвардія, словацькі глінківці, польський ONR (Obóz Narodowo-Radykalny) тощо»
Комментарий: Он чётко отличает ОУН от западноевропейского фашизма, но относит её к близким по форме движениям аграрного типа — таким как усташи, Железная Гвардия и др.
Цитата 2
«Український націоналізм був явищем генетично самостійним, хоч у своєму розвитку він зазнавав безперечних впливів з боку відповідних чужоземних зразків»
Комментарий: Здесь он подчёркивает, что ОУН — исходно самостоятельный феномен, а не просто копия итальянского фашизма или немецкого нацизма, хотя и имевший внешние влияния.
Цитата 3
«Інтегральний націоналізм є фашизмом… я називав „інтегралів“ непатріотами, „бандеро-націоналістичними головорізами“, які „опановані божевільною жадобою влади“… тільки таку українську державу, що в ній п. Бандера виконував би роль самовладного диктатора, ОУН(р) — роль безконтрольної моно-партії „ордену“, а „служба безпеки“ — функцію рідного НКВД»
Заключение: За пределами полемики
Данный анализ подтверждает, что многие из «неудобных» тезисов имеют под собой прочные исторические основания. Действительно, польская межвоенная политика в отношении украинцев была репрессивной и коллективной, а создание таких институтов, как концлагерь «Берёза-Картузская», и проведение акций, как «пацификация», способствовали радикализации украинского национального движения. Внешняя политика Польши была сложной и оппортунистической, что проявилось в пакте о ненападении с нацистской Германией и участии в разделе Чехословакии.
Вместе с тем, эти исторические факты не могут служить полным оправданием или объяснением характера Волынской трагедии. Массовые убийства польского мирного населения, включая женщин и детей, совершенные ОУН-Б и УПА, были целенаправленной политикой «этнической чистки» и имели геноцидные черты. Хотя польские ответные действия также привели к гибели украинцев, масштаб и характер насилия со стороны ОУН-Б был качественно иным.
Однако, даже без оценки объективности заявлений и правильности вопросов, имеет значение субъектность того, кто их задает. Польша — как независимая страна проводящая полностью самостоятельную политику, даже независимо от Брюсселя, или Украина — зависимая не только от Польши, но не имеющая внутренней полики, полностью управляемая внешними акторами. Кто кому нужнее? Польша не хочет и не будет признавать Бандеру, это ее право. И что мы собираемся с этим сделать — перестанем заваливать Польшу своим дешевым зерном?
И главное, упускается из виду, почему мы не задаем правильных вопросов САМИМ СЕБЕ. УПА совершала преступления против мирных украинцев — по некоторым оценкам, жертвами стали десятки тысяч людей, включая женщин, детей, представителей интеллигенции и тех, кого подозревали в лояльности к власти
И героизация Бандеры — это миф, который не подтверждается обществом. Даже по данным официальных опросов, лишь треть украинцев говорит о нём положительно, при этом почти столько же относятся к фигуре резко негативно или считают его одновременно положительным и отрицательным персонажем.
Мы не хотим, чтобы нам навязывали фальшивых героев. Пора разоблачать это лицемерие и тех, кто называет Бандеру героем. Польша подает отличный пример (если это не фейк), как это сделать — готовы ли почитатели Бандеры поставить идеологию выше шкурного интереса? Думаю — ответ очевиден…
