О конкуренции двух альтернативных цивилизационных проектов, которые наша страна может противопоставить “русскому миру”
Причем первый проект – “большая Украина” – стремится к максимально широкому составу сопричастных, а второй – “малая Украина” – к максимальной однородности.
Идея “большой Украины” подразумевает, что после развода с империей независимое государство может и должно претендовать на значительную часть багажа, созданного за годы совместной жизни.
Ни русский язык, ни культурное наследие имперской эпохи, ни технические достижения советского поры, ни разгром нацизма во Второй мировой войне – ничто из этого не может быть приватизировано Кремлем и не обязывает к дружбе с РФ в настоящее время.
Напротив, концепция “малой Украины” требует стигматизировать и уступить бывшему сожителю все, что хоть как-то напоминает о неравном браке: в надежде, что после этого Кремль оставит полностью эмансипировавшуюся нацию в покое.
Правда, культурно-языковые различия не предотвратили ни вторжение в Венгрию в 1956-м, ни ввод войск в Афганистан в 1979-м, ни интервенцию в Сирии в 2015-м, но адептов “малой Украины” это не смущает.
Претендовать можно практически на каждого, чей жизненный, профессиональный, творческий путь тесно пересекался с Украиной: от Гоголя до Бабеля, от Сикорского до Королева, от Ахматовой до Ильфа с Петровым, от Казимира Малевича до Джозефа Конрада.
При желании любой из них может быть превращен в предмет отечественной гордости и стать частью национального имиджа.
Но в рамках “малой Украины” подобная апроприация выглядит нелогичной. Абсурдно бороться за литераторов, творивших на русском – отвергаемом “языке врага и оккупанта”.
Бессмысленно сражаться за Сергея Королева, работавшего на империю и способствовавшего ее усилению. Странно претендовать на Игоря Сикорского, активно спонсировавшего Толстовский фонд и Общество русской культуры в США.
Любого из этих компрометирующих обстоятельств достаточно, чтобы перечеркнуть связь именитых уроженцев Украины с национальной историей и культурой.
К нашим современникам “большая Украина” столь же снисходительна, как и к персоналиям из прошлого. Она способна принять всякого, кто пожелает связать себя с ней.
Язык, культура, вероисповедание и даже идеология не имеют решающего значения: довольно лояльного отношения к независимому украинскому государству и осуждения агрессивной реваншистской политики РФ.
В то же время “малая Украина” априори предназначена для избранных. Для тех, кто соответствует критериям подлинной украинскости, – постоянно уточняемым и все более жестким.
Отлучением грозит любой из множества грехов: от русскоязычия до сдержанного отношения к Степану Бандере, Роману Шухевичу и другим историческим деятелям.
Действующей моделью “большой Украины” можно считать Майдан: как в 2004-м, так и в 2014-м.
Стихийное объединение очень разных людей, говоривших на разных языках, придерживавшихся разных взглядов – от национализма и левачества до либертарианства – и по-разному представлявших идеальное украинское будущее.
На первый план выходила самоидентификация, позволявшая множеству непохожих друг на друга граждан ощущать себя единым целым.
В свою очередь моделью “малой Украины” может считаться группа поддержки Петра Порошенко, сформировавшаяся в 2018-2019 годах.
Замкнутое национал-патриотическое сообщество, предъявляющее к своим участникам весьма жесткие требования. Относительная узость рядов компенсируется внутренней монолитностью, а монолитность достигается за счет отсеивания всех, кто не вписался в установленную норму.
“Большая Украина” не отказывается от надежды вернуть отнятое в ходе российского военного вторжения в 2014-2015 годах.
Стратегии деоккупации Крыма и Донбасса, активная работа с населением отторгнутых территорий, возможные пути будущей реинтеграции: все это по-прежнему подлежит обсуждению.
И, учитывая сравнительную широту и гибкость “большой Украины”, наполнено хоть какой-то внутренней логикой.
Но с точки зрения “малой Украины” вопрос “Чей Крым?” несет чисто ритуальную, а не логическую нагрузку.
В этой системе ценностей оккупация Крыма и Донбасса выглядит не злом, а благом – возможностью избавиться от наиболее явных препятствий на пути к языковой и культурной однородности.
Достаточно вспомнить, что патриотичный литератор Винничук за четыре года до Путина предлагал провести в Крыму референдум и отдать полуостров России, а его коллега Шкляр сравнивал ныне утраченные регионы с раковыми опухолями.
Большая Украина” не оспаривает статус украинского языка как единственного государственного: зато “малая” не может смириться с присутствием русского в публичном пространстве.
“Большая Украина” не возражает против чествования Бандеры и Шухевича всеми желающими: в то время как “малая” нетерпима к любой критике вождей ОУН.
“Большая Украина” призывает к культурному разнообразию: а “малая” боится раствориться в предлагаемом разнообразии и требует унификации.
Это означает, что в ходе внутренней борьбы двух проектов “большая Украина” всегда будет занимать пассивно-оборонительную позицию, а “малая” – агрессивно-наступательную.
По сути, такой расклад сил весьма схож с положением на международной арене, где Запад ищет точки соприкосновения и обороняется, а Россия отвергает компромиссы и наступает.
Причем наблюдаемое подобие не случайно. Если идея “большой Украины” предусматривает ассиметричный ответ на кремлевскую агрессию, то философия “малой Украины” подразумевает, что для эффективного отпора нужно зеркалить противника.
И о том, до какого сходства с врагом “малая Украина” дойдет в случае успеха, остается лишь гадать.
