Сабелла Вебер пишет : «Неолиберальное государство не маленькое и не слабое. Оно сильное (Bonefeld, 2013, 2017; Chang, 2002; Davies, 2018). Его задача — укрепить рынок». Свобода сведена к тому, что богатые могут делать то, что они хотят, даже когда бедные не могут получить самое необходимое.
Неолиберализм — это в широком смысле идея, что рынки всё знают лучше. Что правительства (т. е. демократические институты) не должны быть вовлечены в экономическую деятельность, бизнес (т.е. олигархов) нужно оставить в покое, а их индивидуальная жадность управляется «невидимой рукой» с коллективным благом. Это откровенно религиозная вера в математически божественное право торгового класса, ничем не отличающееся от веры в божественное право королей.
То есть то, что неолибералы приписывают преимуществам капитализма, на самом деле является восстанием против капитализма. Социальные программы, такие как пятидневная рабочая неделя, рабочие часы, отказ от детского труда, медицинское обслуживание, жилье и т. д. — все это ущемляет «свободу» богатых ради интересов бедных. Великая сила капитализма не в рынках, которые существовали и существуют при социализме, а в маркетинге. Капитализм пожирает восстания и использует такие вещи, как человеческое счастье и устойчивый климат для продажи большего количества товаров. Капитализм математически не совместим с этим, а привержен достижению только одной цели — прибыли.
Как сказал архикапиталистический жрец Милтон Фридман в интервью Джоэлу Бакану:
«Однако есть один случай, когда, по словам Фридмана, можно терпеть корпоративную социальную ответственность — когда она неискренна. Руководитель, который рассматривает социальные и экологические ценности как средство максимизации богатства акционеров, а не как самоцель, не совершает ничего плохого. Это все равно, что «посадить красивую девушку перед автомобилем, чтобы продать автомобиль», — сказал он мне. «Это не для того, чтобы продвигать престиж. Это для того, чтобы продавать автомобили».
Капитализм вот-вот рухнет хуже, чем коммунизм
Реакцией Соединенных Штатов на многочисленные финансовые кризисы была государственная помощь олигархии. Правительство усердно национализировало банки и автомобильные компании, но фактически не взяло их под свой контроль. Риск был национализирован, а прибыль осталась приватизированной. Людей, потерявших жилье и работу, конечно, выручить забыли.
Система «свободного рынка» изначально была чушью (в ней всегда участвует государство), но в 2008 году дерьмо попало на вентилятор. Советское Политбюро тоже поддерживало неэффективный государственный сектор, но этот государственный сектор, по крайней мере, что-то делал. Сегодня западные центробанки поддерживают неэффективный частный сектор, который становится все более бесполезным. Это не свободный рынок, это искусственный рынок.
Джейми Мерчант отлично раскрывает эту идею в «Бруклинской железной дороге», и я цитирую его повсюду. Вот как он описывает «отмену рынка» через спасение «слишком больших, чтобы обанкротится»:
С 2008 года ФРС перевела более семи триллионов свеженапечатанных долларов на частные счета в обмен на корпоративные и государственные облигации. Только с апреля 2020 года балансы центральных банков стран G10 выросли более чем на 8 триллионов долларов. Посредством таких программ «крупномасштабной покупки активов» — эвфемизм для обычного разбрасывания созданных из воздуха денег банкам и предприятиям — центральные банки поддерживают работу этой системы, расширяя свои балансы настолько, насколько это необходимо — «чего бы это ни стоило», как сказал бывший президент Европейского центрального банка Марио Драги.
Это государство вмешивается в рынки так же, как если бы оно использовало эти деньги для управления своими фабриками. Они активно национализируют целые сферы экономики, оставляя при этом контроль олигархам. Если бы это произошло в России, вы бы просто назвали это коррупцией. Объективно так оно и есть, но все причастные настолько глупы и наивны, что считают это оправданным.
Правда в том, что все иллюзии, которые у нас были относительно свободной рыночной экономики, на самом деле умерли в 2008 году, а труп только что пронесли на руках центральные банкиры. Как в фильме, где двое парней несут на руках мертвого финансиста, «Выходные у Берни Мэдоффа».
Рынок мертв. Да здравствует рынок
Когда коммерсант говорит об «отмене рынка», он имеет в виду исчезновение основных рыночных механизмов, таких как банкротство и конкуренция. Он считает, что рынки сопряжены с риском. Творческое разрушение. Однако, если правительство всегде готово прийти на помощь, то о каком риске вообще речь? Какое разрушение? Если государственный денежный принтер всегда наготове, кого волнует эффективность бизнеса?
Это значит, вы получаете компании-зомби, такие как Uber, которые никогда не будут прибыльными, и такие компании, как Tesla, которые никогда не вернут инвестиции. Кому до этого есть дело? ФРС всегда вмешивалась, если у кого-то проблемы.
Интересно, что это вмешательство в рынки подобно государственному планированию. Но при капитализме это приняло абсурдную форму. Вместо того, чтобы субсидировать государственные предприятия, они субсидируют частные компании. У Советов, по крайней мере, были пятилетние планы и массовая индустриализация. Американцы живут квартал за кварталом, отдавая на аутсорсинг все, что можно, и вообще не имеют никакого плана.
Дело в том, что Америка и Империя в целом ничего не производят, они просто получают прибыль. У них есть триллионы долларов необеспеченных денег, которые некуда девать. «njn поток направляется на покупку JPEG с изображением обезьянок, скупку акций убыточных единорогов, таких как Uber и подобных ему компаний-каннибалов. Речь не только о мем-акциях и криптовалютах — фейковых «активах», вся система — мошенничество. Какие бы рыночные силы ни приводили к эффективности, все они подавлялись печатанием денег и спасением «слишком больших».
Как сказал Пол Самуэльсон, «важной целью является распределение производственных ресурсов», а этого просто нет. Опять же, JPEG-обезьянки стоимостью в миллиарды долларов — это вещь, а детская смесь — нет. Либералы и рыночники с удовольствие вступают в жестокие (хотя и бессмысленные) дебаты о невидимой руке рынка и видимой руке государства, в реальном мире нет ничего подобного. ФРС просто дрочит богатым людям.
Конкуренция
Одним из фундаментальных аргументов в пользу рынка является конкуренция, но что это значит, когда несколько управляющих фондов владеют половиной всех активов в Америке? В чем роль конкуренции, инвесторы, владеющие индексными фондами, влияют на весь рынок? Они вообще не заинтересованы, чтобы эти компании конкурировали друг с другом, это снижает прибыль. Нужно, чтобы активы росли. Как сказал Мерчант:
Пассивное инвестирование под контролем горстки гигантских управляющих фондов, владеющих половиной активов в Америке, превращает понятие конкурентных инноваций в шутку. Отпадает необходимость в сообразительности при инвестировании денег, эффективно снижая квалификацию в торговле, создавая при этом стимулы для подавления конкуренции между корпорациями. Фирмы по управлению активами Blackrock, Vanguard и State Street Advisors являются крупнейшими акционерами 9 из 10 компаний в S&P 500, в среднем владея более чем 20 процентами акций каждой компании в индексе. Так что, КОНЕЧНО, они заинтересованы в том, чтобы не было никакой конкуренции, влияющей на прибыль. Это факт заставил членов либерального экспертного бюро жаловаться на то, что индексные фонды даже «хуже марксизма».
Если бы такой уровень сговора и контроля был в России, вы бы назвали это олигархией, но в Америке это просто «успешные миллиардеры». И дело не только в этих немногих — все, у кого есть пенсионный счет в профсоюзах учителей, связаны с рынком, как правило, через индексные фонды. Вокруг олигархических акул куча рыб поменьше, собирающих объедки. Значительное количество людей хотят, чтобы рынки росли, включая, конечно, сенаторов и представителей, занимающихся инсайдерской торговлей. Поэтому правительство кладет на чашу весов свою маленькую невидимую руку, чтобы вечеринка продолжалась.
Как сказал Мерчант (честно, прочитайте его полностью ):
Под давлением одного сокрушительного кризиса за другим это слияние частного и государственного секторов однозначно превратилось в механизм поддержки роста цен на активы прежде всего, потому что, если поток кредита перестанет течь, а цены перестанут расти, игра проиграна.
Сохранение тенденции роста активов было двухпартийной политикой обеих партий (которые на самом деле представляют собой всего лишь одну капиталистическую партию). Политики указывают на фондовый рынок как отражение реальной экономики, в то время как
а) большинство людей не владеют акциями и
б) это крайне неэффективное использование государственных денег и власти.
Нам говорили, что коммунизм плохой, потому что он расточительный. Но, коммунизм сделал по делал реальные вещи для людей. Эта же система просто делает миллиардеров и, может быть, немного просачивается вниз.
Десятилетия имперская экономика не инвестировала в инфраструктуру, промышленность, производство или в своих граждан через образование и здравоохранение. Всё это было финансиализировалось для генерации богатства. Неравенство, климатический коллапс и эпидемии стали результатом, но все, что волнует богатых людей — это Инфляция (активов, а не жилья или образования, на которые им наплевать).
Будучи ведущей капиталистической страной, США, по сути, берут на себя растущие затраты на воспроизводство ухудшающихся условий для глобального капиталистического производства, что проявляется в резком увеличении баланса ФРС и государственного долга . В то же время распространение управления на частные финансы и финансов на правительство подрывает основу конкурентной функции рынка.
Чем дальше развивается эта динамика, тем больше сужается пространство для рынка; чем больше сужается рынок, тем менее прибыльным становится частное производство по сравнению с доходами, собираемыми за счет финансов; чем менее прибыльным становится частное производство, тем больше истощается накопление капитала, требующее все более радикального государственного вмешательства только для того, чтобы поддерживать его жизнеспособность, что еще больше подрывает основу рынка.
Традиционно некоторые формы плановой экономики считаются альтернативой рыночным институтам, но здесь почти нет планирования. Скорее это что-то новое: отказ от рынка без введения планирования.
