Модель, которая ещё недавно казалась «всесильной, потому что она верная», умирает на наших глазах. Но мы продолжаем держаться за неё изо всех сил, мёртвой (в буквальном смысле слова) хваткой.
Единственная сила, которая удерживает модель всё ещё в рабочем состоянии, – это страх неизвестности, порождённый симптомами её распада (политическая эсхатология).
«Печатный станок» (QE) похоронил доктрину экономического редукционизма. Идея корпоративного мира (мир корпораций) умерла. Попытка приватизировать политические институты, через которые общество себя осознаёт и воспроизводит, провалилась. Причина глобального кризиса («Великая рецессия») в том, что теория нового мироустройства ещё не сформулирована, а частный бизнес уже лишён монопольного права регулировать рынок мировых инвестиций (санкции и торговые войны).
«Количественное смягчение» сформировало огромный финансовый навес, который требует новых (ранее не торгуемых) активов и роста финансовых рынков, а структура экономики осталась прежней. Как результат: темпы роста падают, доля сбережений в финансовом обороте падает катастрофически, мировая инфляция сжигает инвестиционные потенциалы. Отсюда финансовый рост без роста реальной экономики: капитализация знаний (рынок стартапов), коммуникаций и систем управления (цифровая экономика) и климата (зелёная энергетика).
…
Если вернуться к прошедшим недавно выборам (США и Германия входят), то ключевым условием построения комплексной социально-экономической модели (образ, привлекательный для других) является не внешняя угроза (гегемонизм США, русские хакеры, «Северный поток – 2»), а легитимация модели на начальном (национальном) уровне создания (осознанная поддержка общества).
Если к этому относиться серьёзно, то сегодня ни одна страна, из претендующих на глобальное влияние (потенциальные собиратели мирового лего), не соответствует приведённому набору качеств. Точнее, ни одно государство. Включая государства AUKUS, ШОС, БРИКС, ЕАЭС и т. д. Китай мог бы претендовать на эту роль, но слишком специфичен генетический код.
Если перечитать все «если», становится понятно, что обилие вновь возникающих интеграционных проектов на региональном уровне говорит, во-первых, о запросе на новую модель, во-вторых, об остром кризисе старых форматов (ООН, Совет безопасности, G7, G20, МВФ и НАТО).
…
Ключ к успеху состоит в принципиальной готовности и деятельной способности элиты создать ёмкий нарратив (написать убедительную историю), консолидировать вокруг него общество, составить бизнес-план (осметить) и отладить систему управления не по бюджетным показателям, а по конечному результату. Систему, в которой заказчиком выступает не бюрократический аппарат, а население страны.
Мы до сих пор боимся поставить окончательный диагноз развалу СССР. До сих пор пытаемся говорить о независимости экономики от политики, маскируем реальные проблемы равенством прав наций на самоопределение и необходимостью соблюдения правил ВТО. Пытаемся свести политическую проблематику к техническим регламентам.
В итоге мы и внутреннюю политику заменили технологией. Бал правят методологи и институционалисты. Проблему отчуждения молодёжи решаем приглашением молодых ребят на политические ток-шоу, которые та самая (отчуждённая) молодёжь игнорирует и презирает. Социализацию молодёжной интернет-среды проводим путём вывода на онлайн-площадки ведущих и участников тех самых презираемых отчуждённой молодёжью политических шоу.
Чиновники оценивают эффекты развития страны в финансовых KPI. Сколько миллиардов выделено сюда, сколько туда, сколько из них потрачено, сколько остаётся на счетах казначейства…
Как эти миллиарды меняют жизнь человека и меняют ли, распорядителей денег не интересует. В пример можно привести многократное перекладывание тротуарной плитки. С точки зрения освоения бюджетов всё выглядит впечатляюще. ВВП растёт опять же. Делает ли это жизнь горожан комфортней? Ответов, не всегда цензурных, на этот вопрос существует множество.
Лишив себя права на формирование образа будущего (семейные ценности не про развитие), мы обрекли страну на постоянную гонку за призраком уходящего поезда (фантом). Вчера это была свобода рынка, потом – «цифровая экономика», теперь – экология.
Тема пересмотра принципов раздела глобальной ренты, напрямую связанная с темой климата, воспринимается как данность (безальтернативная реальность). Доказательств никто не требует. В основе убеждённости – простой тезис: «не могут столько уважаемых людей врать одновременно и слаженно». До этого «уважаемые люди» врали нам и про свободу рынка, и про цифровое изобилие.
«Наша задача – защитить человека от его главного врага: самого себя… Если они не поймут, что мы несём им математически-безошибочное счастье, наш долг – заставить их быть счастливыми» (Евгений Замятин, «Мы», 1920 год).
