Лучший способ проснуться в самолёте — от сообщения пилота, что вы снижаетесь над домом, но урывочный, неудобный сон по пути в Гонконг прекращается раньше. Пассажирка на соседнем ряду открывает шторку иллюминатора, и до того тёмный салон прорезает яркий оранжевый луч. На экране впереди, куда транслируется видео с наружной камеры, бегут один за другим зелёно-песочные холмы Юньнаня, пересеченные реками и кое-где укрытые рваными облаками. Судя по карте, мы пролетаем над дальними пригородами Куньмина — города, помнящегося мне только аэропортом с его золотыми лентами из бетона да заводом по производству высокотехнологичных расходомеров, который я однажды здесь дилидженсил.

Я ожидаю увидеть «санитаров» в полной защите сразу на выходе из самолёта, но ни в телетрапе, ни в терминале нас не встречает никто, кроме одинокой треноги с тепловой камерой. Бесконечные травелаторы и стрелки «All passengers», наклеенные иногда поверх наваленных друг на друга багажных тележек, перекрывающих коридоры и лестницы, неожиданно приводят к поезду, на котором обычно ты едешь к дальним гейтам, вылетая из города. Подъехавший автоматический поезд, конечно, тоже пуст, заставляя нас, немногочисленных пассажиров, почувствовать себя командой спецназа, прилетевшей расследовать сигнал тревоги, поданный с отдаленной, управляемой компьютером космической станции. Все чисто, тихо, прилично, пусто; считанные минуты до ужасного открытия, которое покончит с саспенсом и значительно убыстрит ход событий.

На второй остановке в поезд снова заходят пассажиры, но мы едем на последнюю, к самым дальним гейтам, повинуясь табличке над дверью, где они обведены жирной линией с подписью «ALL ARRIVING PASSENGERS». Наконец, мы прибываем на финальную платформу, к̶о̶т̶о̶р̶а̶я̶,̶ ̶н̶а̶ ̶к̶о̶н̶т̶р̶а̶с̶т̶е̶ ̶с̶ ̶я̶р̶к̶о̶ ̶о̶с̶в̶е̶щ̶е̶н̶н̶ы̶м̶ ̶п̶о̶е̶з̶д̶о̶м̶,̶ ̶п̶о̶г̶р̶у̶ж̶е̶н̶а̶ ̶в̶ ̶п̶о̶л̶у̶м̶р̶а̶к̶.̶ ̶О̶д̶н̶о̶в̶р̶е̶м̶е̶н̶н̶о̶ ̶с̶ ̶ш̶и̶п̶е̶н̶и̶е̶м̶ ̶о̶т̶к̶р̶ы̶в̶а̶е̶м̶ы̶х̶ ̶д̶в̶е̶р̶е̶й̶ ̶п̶р̶о̶х̶л̶а̶д̶н̶ы̶й̶ ̶ж̶е̶н̶с̶к̶и̶й̶ ̶г̶о̶л̶о̶с̶ ̶и̶з̶ ̶д̶и̶н̶а̶м̶и̶к̶о̶в̶ ̶о̶б̶ъ̶я̶в̶л̶я̶е̶т̶ ̶к̶о̶н̶е̶ч̶н̶у̶ю̶.̶ ̶С̶р̶а̶з̶у̶ ̶в̶и̶д̶н̶о̶,̶ ̶ч̶т̶о̶ ̶т̶у̶т̶ ̶ч̶т̶о̶-̶т̶о̶ ̶п̶о̶ш̶л̶о̶ ̶н̶е̶ ̶т̶а̶к̶:̶ ̶к̶о̶н̶т̶о̶р̶к̶а̶ ̶с̶л̶у̶ж̶а̶щ̶е̶г̶о̶ ̶в̶ ̶ц̶е̶н̶т̶р̶е̶ ̶з̶а̶л̶а̶ ̶р̶а̶з̶о̶р̶е̶н̶а̶,̶ ̶п̶о̶в̶с̶ю̶д̶у̶ ̶р̶а̶з̶б̶р̶о̶с̶а̶н̶ы̶ ̶б̶у̶м̶а̶г̶и̶,̶ ̶а̶ ̶п̶о̶ ̶п̶о̶л̶у̶ ̶т̶я̶н̶е̶т̶с̶я̶ ̶д̶л̶и̶н̶н̶ы̶й̶ ̶т̶ё̶м̶н̶ы̶й̶ ̶с̶л̶е̶д̶ где наконец, появляются работники аэропорта в масках, перчатках и прозрачных визорах.

Нас просят установить специальное приложение для домашнего карантина, заполнить электронную анкету, надеть и зарегистрировать ограничительный браслет (к счастью, обходится без операции по вживлению бомбы с автоподрывом). По эскалаторам мы поднимаемся мимо закрытых магазинов и ресторанов, попадая в терминал Чеклапкока, полностью отведенный для приёма приезжих. Словно пункт сортировки беженцев или очень структурированный медицинский триаж после катастрофы, скрининг представляет собой десяток «станций», соединенных коридорами из ограничительных лент. На первой станции ты подтверждаешь оставленный в анкете номер телефона (служащий в санитарном костюме звонит тебе, проверяя, что у тебя раздаётся звонок), получая об этом соответствующую бумажку (Tel.: OK), на второй тебе дают бейдж с номером, на третьей — расспрашивают об истории перемещений и дают предписание о домашнем карантине, которое ты подписываешь, на четвёртой — контейнер для сбора биообразца в пластмассовой обёртке со знаком биологической опасности, на пятой — показывают минутное видео о том, как правильно плевать и упаковывать его в многочисленные обертки, на шестой — номер кабинки, после чего ты идёшь в лабиринт из белых кьюбиклов, развернутый прямо рядом с неработающими бутиками, и впервые за 10 с лишним часов с наслаждением снимаешь респиратор. После упаковки образца — следующая станция, где ты его отдаешь, получая взамен буклет о правилах карантина и ещё один набор с контейнером, который надо будет использовать для финального теста через полторы недели, за несколько дней до освобождения. Дальше — проверка твоего бейджа и ожидание шаттла на широко отставленных друг от друга стульях; долгая поездка по летному полю в главный терминал, где чемоданы уже давно сняты с ленты и разложены на отделении друг от друга. Таможня, ещё один замер температуры, скан сумок, специальный коридор к боковому лифту и ещё один автобус — на этот раз в карантинный отель, ждать результаты теста, которые обещали следующим утром.

В отеле — гель на руки, замер температуры, скан бейджа, карта от комнаты с номером, который, как оказалось, все это время был у меня на груди, быстрый вопрос, не вегетарианец ли я, пластмассовая коробка с курицей и рисом в руки у лифта, и вот я иду по коридору на 22 этаже, прижимая к себе сумки, остывающую еду и бесконечные бумажки. Гостиничный коридор, изначально выполненный в виде открытой галереи с видом на грузовой порт и остров Тсинг И, со всех сторон опечатан пластиком, который надувается и опадает с каждым дуновением ветра. «Ключ-карта открывает дверь только один раз» — предупреждает наклейка на конвертике. За дверью — маленький простой номер с двумя кроватями и видом на портовую парковку и уходящие к горизонту контейнеры, сложенные под портальными кранами.

Утро, скрашенное оставленным в 6:00 на ручке двери завтраком, наполнено томительным ожиданием результатов теста, которые должны сообщить звонком в номер. 8 часов, 9, 10, 11. Топот в коридоре, который сменяется тишиной, когда я подхожу и прикладываю к двери ухо; никто по-прежнему не звонит, и потому я набираю ресепшн сам — раз за разом в трубке идут долгие гудки, клик, отключение. Мимо здания проносится пара полицейских машин с включенными сиренами. В порту, сколько хватает глаз и вида из окна, ни движения, ни человека. Я читаю «Аннапурну» Мориса Эрцога, отвлекаясь на мысли о том, что сеттинг подходит для начала очередного фильма про апокалипсис — герой, удерживаемый обещанием $25,000-го штрафа и тюремного заключения, сидит в номере без вестей сутки, пока, наконец, голод и дым над городом в дали не заставляют его приоткрыть дверь… Наконец, в полвторого: дзынь! «Mr. …? Yes? Your flight number was… and seat…? Yes? Your test was negative, you are free to check out now.» Сброс ключа в коробку, очередь к таксистам, у каждого из которых на лице по две-три маски, а у некоторых — обтянутый пищевой пленкой салон. В отдалении от отеля отбытия массы пассажиров ждет скорая — данные о всех тестах публикуют вечером того же дня, и, как выяснилось, один из ~25 пассажиров на моем рейсе оттестился позитивно. После выхода из отеля у тебя полтора часа, чтобы добраться домой, где нужно нажать кнопку в приложении и за 60 секунду пройтись по периметру жилья, записав GPS-координаты своего двухнедельного карантина; впоследствии телефон будет вибрировать через случайные промежутки каждые пару часов, требуя отсканировать код с браслета, подтвердив, что ты с ним не расстаёшься.

Путешествие 2020 (и 2021, по меньшей мере частично): двое суток от двери до двери — на самых быстрых рейсах между крупными аэропортами в пределах Евразии — и две недели домашнего заточения. Система работает (всего 5-10 кейсов в день в 8-милионном Гонконге) и объективно нужна, но любые поездки это эффективным образом отменяет — разве что в случае крайней необходимости.

Прекрасный кейс для любителей вечного спора о балансе личной свободы с общественным благом — и впечатляющие организационные таланты от гонконгского правительства. Недоволен я только как человек, который просидит 14 дней в четырёх стенах, а как стейкхолдер и налогоплательщик — доволен.

К счастью, Гонконгер платит аренду не только за квартиру, но и за открытую всем четырём ветрам крышу над ней.

t.me/HKequity