Зачем подожгли Амазонию
Все климатические соглашения и усилия по уменьшению выбросов CO2 обнулились пожарами в Сибири и Амазонии. Смешные предложения сделать что-то “прямо сейчас”, типа “есть меньше говядины”, “посадить дерево” и “ездить на электромобилях” поступают от “небезразличной общественности”, которая не представляет что лежит в корне проблемы. На их фоне голоса ведущих мыслителей современности и экономистов типа Лиетара Барнара, Эрика Райнерта, Умаира Хака, Маргрит Кеннеди едва слышны. Эти ученые, исследователи и экономисты пытаются объяснить всему миру что подобными мерами планету не спасти. Нужно иметь смелость признать, что причина катастрофы в сообществах и окружающей среды кроется в устаревшей системе позапрошлого века, порожденной КАПИТАЛИЗМОМ.
Бразильская экономика традиционно ориентирована на экспорт природных ресурсов – нефти, руды, зерна, овощей, фруктов и мяса, в первую очередь знаменитой бразильской говядины. В этой связи Жаир Болсонару, как и его предшественник Мишел Темер, а до них президенты-«леваки» Луис Инасиу Лула да Силва и Дилма Русеф, каждый по очереди, много твердил о необходимости «разумного индустриально-аграрного развития Амазонии». В итоге все обернулось бесконтрольным уничтожением джунглей – ради полей для выращивания маслосодержащих культур и сои, устройства пастбищ для скота и бурения скважин.
Во время избирательной кампании и после вступления в должность президента Болсонару говорил, что защита тропических лесов лежит на экономике Бразилии тяжелым бременем и тормозит ее развитие. Наибольший процент голосов на принесших ему победу выборах в прошлом году он получил как раз в трех главных «лесных» штатах – Амазонас, Мату-Гросу и Мату-Гросу-ду-Сул, где идет уничтожение сельвы и развитие агрокультурного бизнеса. Здесь сельскохозяйственные фермы и предприятия наступают на амазонские джунгли, а их владельцы и работники уничтожают уникальный растительный и животный мир и среду обитания архаичных индейских общин, живших там тысячи лет.
С начала года зафиксировано более 74 тысяч очагов лесных пожаров, на 85 процентов больше, чем годом ранее.
Причина большинства пожаров — поджоги, считают защитники природы. Леса сжигают фермеры, чтобы освободить участки под поля и пастбища.
10 и 11 августа, по данным организации, фермеры на юго-западе штата Пара устроили День огня. Они одновременно разожгли огонь в нескольких районах леса. В результате количество очагов в районе города Ново-Прогрессо за одну ночь выросло в четыре раза.
В погоне за “экономическим ростом”, преимущества от которого получают только местные и транснациональные корпорации, в Бразилии уже сожгли десятки деревень и отравили угарным газом сотни тысяч жителей, города с миллионами населения охвачены смогом.
Президент Франции Эммануэль Макрон только что назвал нынешние пожары в Амазонии «глобальным международным кризисом» и заявил, что намерен поднять эту тему на предстоящем саммите G7, который пройдет во французском Биаррице 24–26 августа. В своем твиттере он написал: «Наш дом горит. Буквально. Дождевые леса Амазонии – легкие, которые производят 20 процентов кислорода на планете, – охвачены огнем«.
На что кое-кто из Бразилии ответил ему (вполне резонно): “ЭТО НЕ ВАШ ДОМ! Тропический лес Амазонки принадлежит бразильскому народу и находится под нашим суверенитетом. Амазония — дом моего народа, и так будет всегда. Европе нужно разобраться со своими проблемами, а Бразилия будет обогащаться за счет обширных природных ресурсов Амазонии”.
Как МВФ и Мировой банк консервируют бедность в развивающихся страхах
Дело не только в том, что когда Земля, которая продолжает перегреваться, лишится кислорода – она перестанет быть домом для всех. Дело в том, что у граждан Бразилии практически нет выбора. В такое положение ее, Украину и другие страны (специализирующиеся на экспорте ресурсов), поставила концепция мироустройства, разработанная в 80-е, под названием Вашингтонский консенсус. Этой концепции до сих пор следуют эксперты Мирового банка и МВФ, указывая “развивающимся странам” их “путь реформ”. Эти рекомендации были разработаны в 1990 году, сразу после падения Берлинской стены, и их появление связывают с американским экономистом Джоном Уильямсоном. Заповеди консенсуса требуют среди прочего либерализации торговли, потоков прямых иностранных инвестиций, дерегуляции и приватизации. Возможно, Уильямсон этого и не хотел, но реформы Вашингтонского консенсуса на практике стали синонимичны неолиберализму и рыночному фундаментализму.
Эрик Райнерт, норвежский экономист, отмечает, что множество теоретических моделей демонстрировали важность возрастающей отдачи, однако ни одна не привела к тому, чтобы бедные страны получили рекомендации развивать соответствующие виды деятельности. В рекомендациях по-прежнему царят «сравнительное преимущество» и предложения 1990 года. С 1990 года прошло много времени, но правила Вашингтонского консенсуса так и не привели к изменениям (особенно росту реальной зарплаты) в бедных странах.
Одним из элементов современной экономической модели является теория о “сравнительном преимуществе” в международной торговле. В книге 1817 года «Принципы политической экономии и налогообложения» Давид Рикардо заложил основу сегодняшнего мирового экономического порядка, сформулировав теорию сравнительного преимущества. Рикардо попытался доказать, что специализация и торговля могут быть взаимно выгодными, если каждая страна специализируется на том, в чем она относительно наиболее эффективна по сравнению с другой страной. Теория сравнительного преимущества способна поймать бедные страны в западню бедности и примитивизации. Диссертация Эрика Райнерта 1980 года была посвящена тому, чтобы эмпирически подтвердить эту модель, т. е. что специализация на сырьевых товарах способна сделать страну беднее. Он проследил, как основная экспортная деятельность трех стран латиноамериканских Анд — Боливии (добыча олова), Эквадора (производство бананов) и Перу (производство хлопка) — развилась до уровня «убывающей отдачи». По причинам, которые назвали еще английские экономисты XIX века, когда объем национального производства рос, росли и производственные издержки; наоборот, производственные издержки падали, как только падал объем производства. В секторе обрабатывающей промышленности зависимость обратная.
Как продемонстрировал Ханс Зингер в 1950 году, технологический прогресс не решает проблему дохода в секторе сырьевых товаров, потому что увеличение объема производства в этом секторе приводит скорее к снижению экспортных цен, а не к росту дохода. Перу сумела выбраться из этой ловушки, создав сектор обрабатывающей промышленности, но вновь в нее попала, как только Всемирный банк и МВФ начали свою политику деиндустриализации.
Что такое убывающая и возрастающая отдача
Совершенная, или товарная, конкуренция означает, что производитель не может влиять на цену производимого товара, он работает на совершенном рынке и только из газет узнает, какую цену рынок готов заплатить за его товар. Такая ситуация типична для рынков сельскохозяйственных товаров и минерального сырья. Совершенной конкуренции, как правило, сопутствует ситуация, называемая убывающей отдачей: при расширении производства после достижения определенного момента увеличение количества одних и тех же факторов производства (капитала и/или труда) приводит к производству все меньшего количества продукции. Например, если вы вкладываете все больше тракторов или трудовых ресурсов в одно и то же картофельное поле, то по достижении определенного момента каждый новый работник или новый трактор будут производить меньше, чем предыдущие. Совершенная конкуренция и убывающая отдача в стандартных учебниках экономической теории считаются нормальным положением дел.
Когда расширяется производство в промышленности, затраты ведут себя противоположным образом — снижаются, а не растут. Как только механизированное производство налажено, то чем больше растет объем производства, тем меньше становятся издержки на единицу продукции. Например, первый экземпляр компьютерной программы стоит очень дорого, но все последующие копии почти ничего не стоят. В сфере услуг и обрабатывающей промышленности нет активов, зависящих непосредственно от природы, — ни полей, ни шахт, ни рыболовных угодий, ограниченных по количеству или качеству. В этих отраслях увеличение производства вызывает падение издержек или рост отдачи (возрастающая отдача). Промышленным компаниям и производителям продвинутых услуг важно иметь большую долю на рынке, потому что большие объемы производства позволяют им снизить издержки производства за счет растущей отдачи. Растущая отдача создает власть над рынком: компании в большой степени могут влиять на цену того, что они продают. Эта ситуация называется несовершенной конкуренцией.
Важно понимать, что рассмотренные понятия тесно связаны друг с другом. Как правило, возрастающей отдаче сопутствует несовершенная конкуренция; действительно, падающие удельные издержки — это одна из причин рыночной власти в условиях несовершенной конкуренции. Убывающая отдача (невозможность расширить производство за пределы определенного уровня и сохранить убывающие издержки) и затрудненная дифференциация продукции (пшеница — это всегда пшеница, а марок автомобилей может быть сколько угодно) являются ключевыми факторами установления совершенной конкуренции на рынке производства сырьевых товаров. Экспорт богатых стран развивает их экономику, т. е. увеличивает отдачу и создает несовершенную конкуренцию, а традиционный экспорт бедных стран, наоборот, влечет вредные для экономики последствия.
Эрик Райнерт: “Веками термин «обрабатывающая промышленность» означал сочетание технологического прогресса, возрастающей отдачи и несовершенной конкуренции. Культивируя обрабатывающую промышленность, страны поощряли выгодный тип экономической деятельности. Я утверждаю, что именно так достигался экономический успех — начиная от Англии времен правления Генриха VII, продолжая индустриализацией континентальной Европы и США и заканчивая недавним взлетом Кореи и Тайваня.
Однако за последние десятилетия для многих отраслей, производящих услуги, характерны стремительный технологический прогресс и возрастающая отдача, так что различия между обрабатывающей промышленностью и производством услуг стали стираться. В то же время промышленные изделия, производимые в большом объеме, приобрели многие характеристики, ранее присущие только сельскому хозяйству, хотя в число этих характеристик не входит убывающая отдача. В богатых странах мы, как правило, наблюдаем несовершенную конкуренцию и экономическую деятельность с растущей отдачей. Постепенно я понял, что все богатые страны разбогатели одинаковым способом, используя одну и ту же стратегию, — они отказались от сырьевых товаров и убывающей отдачи ради обрабатывающей промышленности и возрастающей отдачи.
Я обнаружил, что ключевые термины экономической науки с течением времени меняли свои значения. 300 лет назад английский экономист Джон Кэри (1649–1720) выступал в защиту свободной торговли, но в то же время был так возмущен, что купцы отправляют за границу непромытую шерсть, что предложил наказать экспортера смертью. Термин «свободная торговля» в те времена означал отсутствие монополий, а не тарифов. Именно культ мануфактуры Джона Кэри заложил основание для богатства Европы. Мне становилось все очевиднее, что некоторые экономисты прошлого куда лучше понимали механизмы богатства и бедности, чем мы сегодня.
В диссертации, написанной в 1980 году, я попытался проверить верность теории XVII века-концепции развития и отсталости Антонио Серра. Он был очень важной фигурой, поскольку первым из экономистов сформулировал теорию неравномерного экономического развития разных государств в книге 1613 года «Breve trattato», или «Краткий трактат»[9]. О жизни Серра почти ничего не известно, кроме того что он был юристом и писал книгу, сидя в неаполитанской тюрьме. Он пытался понять, почему его родной Неаполь так беден, несмотря на обилие природных ресурсов, а Венеция, построенная на болоте, стала сердцем мировой экономики. Разгадка, как утверждал он, в том, что венецианцы, не имея возможности возделывать землю, как неаполитанцы, были вынуждены обратиться к промышленности и, занявшись обрабатывающими производствами, подчинили себе возрастающую отдачу. По мнению Серра, чтобы достичь экономического развития, необходимо заниматься разными видами экономической деятельности, для которых характерны убывающие издержки и связанная с ними растущая отдача. Тогда бедность в плане природных ресурсов парадоксальным образом может обернуться богатством.”
Европейцы рано заметили, что всеобщее богатство встречается только там, где сельского хозяйства либо нет, либо оно играет небольшую роль. Богатство стало считаться непреднамеренным, побочным продуктом концентрации в больших городах разнообразных отраслей обрабатывающей промышленности. Как только эта схема была осознана, при помощи мудрой экономической политики богатство стало возможно распространять и за пределы нескольких естественно богатых областей. Политика эмуляции в самом деле могла распространять богатство на бедные и феодальные сельскохозяйственные земли, но для этого требовалось существенное вмешательство в работу рынка. Это обстоятельство, а также мудрая экономическая политика смогли заменить природные и географические преимущества, с которых началось процветание первых богатых государств.
Таким образом, соперничество, война и соревнование в Европе создали динамичную систему несовершенной конкуренции и возрастающей отдачи. Новые знания и инновации распространились в экономике в виде растущих прибылей и зарплат, а также обширной базы для налогообложения. Основой европейской экономической политики было убеждение, что развитие обрабатывающей промышленности решает все основные экономические проблемы: создает необходимые рабочие места, прибыль, большие зарплаты, базу для налогообложения и лучшее денежное обращение[28].
Итальянский экономист Фердинандо Галиани (1728–1787), которого Фридрих Ницше назвал самым умным человеком XVIII века, утверждал, что «от обрабатывающей промышленности можно ждать исцеления двух главных болезней человечества: суеверности и рабства». Стандартная экономическая наука, которая пытается осмыслить экономическое развитие в рамках безупречных совершенных рынков, не видит самого главного: совершенные рынки — для бедных. Точно так же бесполезно пытаться понять экономическое развитие в рамках того, что экономисты называют провалом рынка. Согласно стандартной экономической теории, экономическое развитие — это один гигантский провал совершенных рынков.
Распространение богатства в Европе, а затем и в других развитых частях света, стало результатом сознательной политики соревнования: сила рынка была приручена, как сила ветра, для достижения поставленной цели. Однако сила ветра, как и сила рынка, не всех двигает в правильном направлении. Кумулятивные факторы и траектории развития заставляют рынок «дуть в паруса прогресса» только тогда, когда в стране уже достигнут высокий уровень развития. Чем беднее страна, тем реже ветры laissez-faire (принцип невмешательства, — экономическая доктрина, согласно которой государственное вмешательство в экономику должно быть минимальным) дуют в нужном ей направлении. Именно поэтому вопрос свободной торговли и прочих стратегических решений так сильно зависит от ситуации в стране и выбора момента. В отсутствие специфического контекста все аргументы экономистов-теоретиков за свободную торговлю или против нее будут так же бесполезны, как рекомендации врачей в отсутствие диагноза или знания симптомов. Отсутствие контекста в стандартной экономической теории поэтому является фатальным недостатком, который исключает любое качественное понимание предмета. Исторически успешная экономическая политика основывалась либо на «управлении рынком» (Роберт Уэйд), либо на установлении «неправильных» цен (Джон Кеннет Гэлбрейт и Элис Эмсден). Колониализм был по своей сути системой, при которой ни первое, ни второе не должно было произойти. Наше непонимание связи между колониализмом и бедностью сильно мешает нам понять феномен бедности.
Современный колониализм
Как Бразилия, так и Украина, оказались в ловушке экономической политики “развитых стран”, которая навязывается нам через агентов МВФ и Мирового банка, консервируя наш статус в качестве “колонии” и поставщика сырьевых ресурсов. И в стремлении к бесконечному росту, который порожден ссудным процентом (кредитами, которые мы должны обслуживать, но критически не успеваем это делать), мы вынуждены уничтожать невозобновляемые природные ресурсы, фактически не имея другого выбора.
Бразилия оказался в ловушке экономической модели, которая досталась ей от столетия рабства, эксплуатации и колониализма: продажа природных ресурсов и рабочей силы за низкую цену… чтобы богатые люди Запада могли быть прекрасные товары за минимально возможную цену.
Вот почему Амазония горит — потому что фермеры в Бразилии и фермеры других стран, ведущие натуральное хозяйство, все еще вынуждены продавать мировые соевые бобы только для того, чтобы свести концы с концами. Они попали в ловушку точно такой же аграрно-натуральной экономики, в которой их оставили столетия эксплуатации.
Сегодня мы больше не называем все это «колониализмом». Мы называем эту глобальную экономику «капитализмом». Но мало что изменилось. 90% населения мира все еще… бедны. Правда, они «богаче», чем раньше — половина из них живет более чем на два доллара в день. Но не достаточно богаты, чтобы не истощать свои природные ресурсы в аграрно-индустриальной экономике чтобы сводить концы с концами, сажая растения, добывая полезные ископаемые, продавая лес и культивируя землю. В этом вся суть.
Рикардо разработал теорию относительных преимуществ, использующуюся либеральными экономистами, ВТО и МВФ в качестве одного из основных аргументов для продвижения глобализации. Но Рикардо исходил из неподвижности капитала и труда. В условиях свободного движения капитала (финансовой глобализации), всегда выигрывает страна, имеющая абсолютное преимущество. Здесь автор склонны встать на сторону национальных государств, которые с большей вероятностью будут заботиться об общем благе, чем транснациональные корпорации.
Порочность стремления к постоянному росту
Многие экономисты призывают к бесконечному росту валового национального продукта (ВНП или ВВП), полагая, что рост производства является гарантией здоровья всей системы. Для экосистем похожим показателем является «Общая пропускная способность» (TST — Total system throughput).
В реальности ВНП и ТПТ не подходят для оценки жизнеспособности, так как игнорируют структуру системы. И поэтому экономисты не могут отличить устойчивую экономику от «пузыря»; провести грань между здоровым экономическим развитием и взрывным ростом финансовых транзакций, вызванных спекуляциями.
Согласно определения ВНП, всё, что инициирует денежные потоки, считается «ростом». А все, что не связано с финансовым обменом, не учитывается вообще. Например – бартер. Домашний уход за инвалидами или престарелыми родителями, малолетним ребенком, волонтерская деятельность не принимаются во внимание. Тем не менее, та же самая работа, но оплачиваемая, например услуги медсестры или пожарного, учитывается. Отрицание экономики, находящейся вне «монетарного рынка», например социальные и инфраструктурные кризисы в семьях или локальных сообществах, негативно сказывается на всех экономике, в которой «немонетизированные» или оказанные на безоплатной основе услуги считаются не имеющими стоимости. И хуже всего, когда экономический упадок и финансовый кризис граждан доходит до стадии, когда требуется финансовая поддержка правительства: субсидий, дотаций, которые не ликвидируют причин, а призваны сгладить последствия социального распада в государстве. И такая поддержка регистрируется как улучшение экономики в росте ВНП.
Затраты государства на психологическую помощь, социальную работу и лечение наркомании, возникающие в результате пренебрежения скрытыми социальными процессами, оцениваются как экономический рост.
Преступность добавляет в ВНП миллиарды расходов на юридические услуги, содержание тюрем, увеличение штата полиции и частных охранных структур, а также возмещение ущерба от поврежденной собственности.
Аналогичным образом, истощение природных ресурсов, лечение заболеваний, связанных с загрязнением окружающей среды промышленными отходами, расходы на ликвидацию экологических катастроф, такие как разливы нефти в Мексиканском заливе и на Аляске, оказание помощи потерпевшим от землетрясений на Гаити и Японии, разрушения, вызванные войнами, и сотни миллиардов долларов программ социальной помощи — все в таком показателе как ВНП выглядит как улучшение состояния экономики!
Как говорят экономисты Клиффорд Кобб, Тед Халстед и Джонатан Роу «ВВП не только маскирует деградацию социальных структур и окружающей среды, от которых, зависит и сама экономика, и жизнь в принципе; хуже того – он представляет эти разрушения как экономический рост».
Герман Дейли сказал: «Нынешняя система оценки экономического состояния рассматривает планету как бизнес в стадии ликвидации».
Валовой внутренний продукт (ВВП) пришел на смену Валовому национальному продукту (ВНП) в качестве основного показателя производства в США в 1991 году, без учета вышеуказанных недостатков. И сегодня этот показатель по прежнему искажает коллективное восприятие состояния экономики. Основная причина – фокус исключительно на обмене денежными средствами, без учета прочей активности и ее последствий для общества в целом.
В статье “ВВП – это обман” американский журналист пишет: “ВВП вообще не учитывает качество жизни: доступ к социальным благам, здравоохранению, образованию, число обанкротившихся домохозяйств, число тех, кто работает на нескольких работах без социальных гарантий, тех, кому не хватает на еду или содержание ребенка, число самоубийств или тех, кто сидит на антидепрессантах.
И что самое опасное — рассматривая ВВП как индикатор здоровья экономики, забывают про такой показатель как национальный долг, который в США составляет 108%. Это означает, что мы потребляем на 8% больше, чем производим. И если ВВП отражает норму доходов преимущественно по отношению к богатым, то национальный долг ложится на всех, и большей частью — на средний класс. Сегодня выплаты по процентам на национальный долг уже превысили 371 миллиард долларов и продолжают расти. Это значит, что однажды мы просто перестанем его выплачивать.
В ситуации, когда потребители не могут покупать, а производителям нет смысла производить, весь наш ВВП — это пустышка, которая держится на биржевой торговле, которая в свою очередь генерирует деньги из пустоты. И когда ситуация достигнет критической точки, мы должны будем ввести меры жесткой экономии с конфискацией имущества, накоплений и сворачиванием реального производства (последний пример — это Кипр несколько лет назад).
Автор статьи призывает начать думать и анализировать, потому что ложные цели, которые скармливают в виде штампов доверчивым людям «эксперты», уже сегодня поставили и США и планету на грань катастрофы…”
Потребность в экономическом росте заложена в основе современной финансовой системы
Строение современной денежной системы имеет в себе встроенный императив роста. Сегодня более 90 процентов всех денег в обращении были созданы банками в качестве долговых обязательств. Заемщики обязаны выплачивать как основной долг, так и проценты. И единственный способ оплатить % — это увеличить объем денежной массы в целом. А значит, создать новые займы и долги, для того, чтобы система продолжала функционировать. Заемные средства инвестируются, что, в свою очередь, стимулирует более быстрый экономический рост. А чтобы весь маховик раскручивался, потребление должно расти.
Мы создали материальную культуру, которая хищнически эксплуатирует невозобновляемые природные ресурсы и ископаемое топливо, что вытесняет нас за рамки устойчивой жизнедеятельности человека, за пределы планетарных масштабов, приводя к катастрофическому изменению климата.
Раскрутка спирали разрушения и деградации жизнеспособности целых систем будет продолжаться, если мы не будем оперативно, на глобальном уровне осознать себя как одно человечество и действовать в общих интересах.
Чтобы проиллюстрировать воздействие ссудного процента на экономику в долгосрочной перспективе, можно использовать известный пример Маргриты Кеннеди из книги «Деньги без процентов и инфляции»: если бы кто-нибудь вложил капитал в размере 1 пенни в год Рождества Христова под 4% годовых, то в 1750 году на вырученные деньги он смог бы купить золотой шар весом с Землю. В 1990 году он имел бы уже эквивалент 8190 таких земных шаров.
При 5% годовых он смог бы купить такой шар еще в 1403 году, а в 1990 году покупательная способность денег была бы равна 2200 млрд. шаров из золота весом с Землю.
Без уплаты процентов, накопленная сумма составила бы 1,01 евро
Пример показывает ту разницу, которая обусловлена действием 1% годовых в течение продолжительного отрезка времени. Кроме того, он доказывает, что в длительной перспективе выплата процентов как математически, так и практически — невозможна. Экономическая необходимость и математическая невозможность находятся здесь в неразрешимом противоречии.
То, как такой механизм приводит к аккумуляции капитала в руках все меньшего количества людей (что приводило в прошлом к возникновению неисчислимых междоусобиц, войн и революций). Сегодня процентный механизм является основной причиной необходимости патологического роста экономики со всеми известными последствиями разрушения окружающей среды. Решением проблем, возникших вследствие экспоненциального роста денег за счет процентов, является создание такой денежной системы, которая соответствовала бы кривой динамики качественного роста.
Проблемы планеты в докладе Римского клуба
В 2017-м Римский клуб представил новый доклад «Come On! Капитализм, близорукость, население и разрушение планеты», приуроченный к своему полувековому юбилею. Потенциально, это один из важнейших документов нашего времени.
Римский клуб – авторитетнейшая международная общественная организация созданная итальянским промышленником Аурелио Печчеи и генеральным директором по вопросам науки ОЭСР Александром Кингом 6—7 апреля 1968 года, объединяющая представителей мировой политической, финансовой, культурной и научной элиты.
Начиная с основания Римского клуба в 1968 г. для него было подготовлено более 40 докладов. Первый доклад «Пределы роста» привлек к Римскому клубу международное внимание. Книга вызвала шок в мире, ранее не обращавшем внимание на долгосрочные перспективы продолжающегося роста населения, которые сегодня принято называть человеческим следом в экологии. Основатель и позже президент Римского Клуба Ауре́лио Печче́и (Aurelio Peccei) понимал необходимость обсуждения проблем, перед которыми стоит мир, вызовов человечеству, но и для него было неожиданностью узнать из упомянутого доклада, что все они связаны с человеческим стремлением к бесконечному росту на конечной территории нашей планеты. То послание молодой смелой команды Массачусетского технологического института заключалось в том, что если рост продолжится в том же неослабевающем темпе, то сокращающиеся ресурсы и серьезное загрязнение неизбежно приведут к коллапсу существующего миропорядка.
Что я выделил для себя
Девяносто восемь процентов финансовых операций носят ныне спекулятивный характер. В оффшорных зонах спрятано от двадцать одного до тридцати двух триллионов долларов. «Представители корпораций, избегающих уплаты налогов, постоянно говорят, что не нарушают никаких законов. Часто так и есть — значит нужно изменить законы» — утверждают авторы. Существует переизбыток капитала в фиктивных, но доходных сферах, в то время как направления, от которых зависит будущее планеты, испытывают дефицит средств.
Десять процентов самых богатых домохозяйств мира являются причиной сорока пяти процентов общего объёма выбросов. Они первыми должны перейти к устойчивым моделям жизнедеятельности.
Имеет место глобальный сбой в распределении продовольствия. Восемьсот миллионов человек продолжают голодать, тогда как два миллиарда имеют лишний вес. Но вопрос не только в том, как производить достаточно еды для растущего населения, но и как не угробить в процессе планету. Наибольший экологический урон наносит животноводство; это роскошь, непозволительная в «полном мире».
Среди продуктов мышления «пустого мира», особое неприятие авторов вызывает ВВП. Этот показатель стал фактором, оказывающим постоянное воздействие на политические решения, но в его структуре заложено стремление к неограниченному росту. Он отражает траты, а не благополучие или субъективное счастье, и не видит блага, существующие вне рынка. Единственное, что измеряет ВВП — скорость, с которой деньги движутся в экономике.
Авторы отмечают парадоксальные случаи: разлив нефти увеличивает ВВП, из-за связанных с ним расходов на ликвидацию аварии, также как болезни, бедствия и несчастные случаи, даже если все они, очевидно, уменьшают благополучие. Выращивание овощей на приусадебном участке не учитывается в ВВП, но их покупка в супермаркете — да.
Капитализм, каким мы его знаем, нацелен на максимизацию краткосрочной выгоды, из-за него мы двигаемся в неправильном направлении – в сторону все более дестабилизированного климата и деградирующих экосистем. И, несмотря на все те знания, которые нам доступны сегодня, мы не способны изменить этот курс, буквально подводя планету Земля к разрушению. В конце Главы 2 делается вывод о необходимости новой эпохи Просвещения, соответствующей «полному миру» и устойчивому развитию. В новой эпохе будут главенствовать добродетели баланса, а не догмы. Мы особенно отмечаем важность баланса между людьми и природой, между краткосрочной и долгосрочной перспективами, между общественными и частными интересами. Главу 2 можно считать самой революционной частью книги.
Изменение климата — не ваша вина
Эту же мысль продолжает в своих статьях Умаир Хак. «Изменение климата — не ваша вина. Это следствие капитализма» — пишет Umair Haque, один из ведущих мыслителей современности. Некоторые считают, что мы едим слишком много мяса. Путешествует на самолетах, ездим на автомобилях. И поэтому нужно стремиться самоограничению. И чем более самоотверженно это делать — тем лучше. Так мы спасем планету.
Однако, правда в том, что 70% ВЫБРОСОВ углекислого газа генерируют всего лишь 100 крупнейших корпораций планеты.
Транснациональные корпорации, высасывая воздух, океаны, леса и горы, превращают их в твердую валюту. В такое огромное количество денег и так быстро, что они буквально не знают, что с ними делать… А ничего и не сделаешь, поэтому они просто накапливаются, порождая колоссальное неравенство в мире, дестабилизируя даже такие сильные общества как Америка и Великобритания, создавая целые новых классы современных нищих.
Это и есть причина того, что у общества просто не остается ресурсов для борьбы с такими проблемами, как … изменение климата.
Капитализм перемалывает природу в безумную, ненужную, бессмысленную прибыль, походу разрушая демократию, планету и саму жизнь, какой мы ее знаем.
Животные, растения, деревья, вода и воздух превратились в деньги. «Монетизированы», если хотите. В таком количестве, что климат нашей планеты был дестабилизирован, человечество спровоцировали первое искусственное массовое вымирание за всю историю Земли. Мы разорвали на части пчел, птиц, рыбу, океаны и конвертировали их в финансы. Ну а что случилось со всеми этими деньгами, в которые были превращены все эти вымершие виды, вырубленные леса и отравленные реки? Куда они подевались?
Деньги, в которые превратились реки, горы и животные этого мира, сейчас принадлежат ультрабогатым. Глобальный капитализм за последние тридцать лет или около того породил новый класс сверхбогатых — когда-то, миллионером мог быть простой врач или юрист, и это означало «быть богатым». Сегодня «владелец» электростанции или медицинского учреждения супер богаты — они «оциниваются» миллиардами, а не просто миллионом или больше. Капитализм концентрирует богатство и власть — и поэтому вчерашние “обычные” богатеи стали сегодняшними ультрабогатыми, будь то американские мегакапиталисты, китайские магнаты или индийские техноиндустриалисты.
Куда же делись леса, деревья, реки и животные земли? Они переместились на банковские счета ультра богатых, друзья. Но в какой форме им лучше существовать — как мертвые числа, бумажки или биты на банковских счетах или в качестве живых существ? В какой форме они более полезны для демократии, будущего, человечества и планеты в целом? Какой смысл «зарабатывать деньги» на всем живом вокруг нас?
Проблема ультрабогатых в том, что они просто не могут потратить все эти деньги. Во всем мире не хватит вилл, суперяхт и любовниц, чтобы потратить все деньги. И поэтому деньги … просто лежат. Где? На оффшорных счетах, где их не обложить налогом.
Это значит, что вы персонально НИЧЕГО не можете сделать, чтобы остановить изменение климата, просто меняя свой образ жизни.
Изменение климата является «проблемой коллективных действий». Это проблема корпораций, учреждений, экономик, выводов, целей, задач — то есть СИСТЕМ, как они организованы и для чего.
Отражая тот огромный дисбаланс сил между людьми и корпорациями, корпоративные прибыли никогда не были выше, чем сегодня. Так же, как происходит вымирание на планете, как никогда быстро в истории! Это не совпадение — это причинно-следственная связь. Именно современная система максимизации прибыли, эксплуатации, злоупотребления всеми способами во имя большего, еще большего количества денег.
При этом Amazon, например, не платит налогов. ВООБЩЕ. Wallmart платит минимальную зарплату своим работникам, так что им с трудом вообще хватает на жизнь. Так откуда взять деньги для наполнения небес, океанов и лесов жизнью, которую корпорации хищнически поглощают?
А мы, вместо того, чтобы сопоставить причины и следствия, и сделать выводы, укоряем себя за лишнюю котлету или поездку автомобилем.
Везде, где господствует капитализм — Китай, Америка — выбросы взлетают до небес и разверзается пропасть между богатыми и бедными.
Потому что социальная демократия — это не (только) капитализм. Основная ценность сообществ — не прибыль мегакорпораций когда все вокруг прекращается в прах и пепел. То, что я называю «проблемой коллективных действий» — это построение систем с метриками всеобщего благосостояния, оценки того, насколько оно было повреждено, налоговой системы, когда организации должны выплатить нанесенный ущерб сообществам, чтобы восстановить их благосостояние — вот что является задачей этого столетия. Социальные демократии уже начинают развивать такие подходы.
«Когда не останется коров, мы вырастим искусственное мясо и молоко и будем это есть». Логика техно-утопизма — это логика регресса.
Мы можем перестать есть мясо. Мы можем отказаться от использования дезодорантов, от бритья, от чтения книг. Мы можем вернуться в каменный век. Но это не решение проблемы изменения климата. Это просто глупость — добавление регресса к катастрофе. Дело не в том, чтобы снова превратиться в крестьян и крепостных, охотящихся при свете факелов в лесах лордов.
Если вы хотите быть более экологичным — будьте. Но не поддавайтесь ущербной американской иллюзии, что индивидуальное поведение заменяет коллективные действия и системные изменения. Если это поможет вам почувствовать себя лучше — нет проблем, кушайте меньше мяса. Но коллективные действия — это шаг далеко за пределы этого поведения. Этот мир не нуждается в героях. Ему просто нужны работающие системы…
Модель глобальной экономики ТОТАЛЬНО УСТАРЕЛА
Сегодня Мировой банк или Международный валютный фонд могут оценить богатство или бедность той или иной страны, могут выявить растущее неравенство и другие показатели на основе объемов производства, денежной массы, населения и так далее.
Но они не учитывают одного — СТОИМОСТИ ЖИЗНИ. Жизнь окружающей природной среды никогда не имела материального значения — она всегда считалась вспомогательным поддерживающим фактором. Деревья, пчелы, рыба, животные насекомые — насколько они важны и какова их стоимость в Европе, Америке или Азии?
Ведь насекомые опыляют растения, которые, умирая, создают чернозем, которые служит основой нашего сельского хозяйства. Но никто никогда не считал ни их количество, ни роль в экономических процессах.
А если бы посчитал,что мы быстро пришли бы к необходимости не только умерить аппетиты корпораций, но и заставить их высаживать 3 дерева вместо одного срубленного, выращивать 3 рыбы вместо одной пойманной. И вот тогда появились бы те самые рабочие места, которых сейчас нам так не хватает.
Как решить проблему
Попытка купить Гренландию – это апофеоз кризиса хищнического капитализма: ему уже нечего эксплуатировать. Капитализм делает ставку либо на экономии на зарплатах, либо природных ресурсах. Китая и Индия выросли и обрели самостоятельность. Их рабочая сила уже не такая дешевая. Остается планета. Но и на планете в океанах пропадает рыба, иссякает древесина, в мире кончается вода. А воздух загрязнен настолько, что климат катастрофически быстро меняется. Животный мир подвергается первому в биологической истории неестественному вымиранию. Но капитализм ненасытен. Он продолжает перерабатывать леса, океаны, реки и горы в деньги, в капитал, которые ложатся на оффшорные счета ультрабогатых и… просто лежит! Сегодня Гренладия для него – это склад полезных ископаемых, которые также можно переработать в деньги, которыми можно обладать.
Наступает эпоха войн за ресурсы, за основы самой жизни: воду, нефть, воздух, продукты питания. Все то, что капитализм всё испортил и истощил. Мир возвращается в прошлое, когда империи воевали за землю и урожай, как хищники, которые сражаются за последние оставшиеся кусочки добычи … и затем поедают и друг друга. Конец эпохи хищнического капитализма будет его кульминацией, а не развязкой.
Выход из ситуации – кардинальная смена экономической модели: построение системы экономического национализма.
Основные характеристики новой модели
Ключевые приоритеты новой экономической системы: возврат к национальным валютам, возврат к принципам устойчивого развития, отмена ссудного процента, введение налога на хранение средств, снижение потребления, отмена ВВП как показателя здоровья экономики.
- Запрет экспорта необработанного сырья и полуфабрикатов
- Создание обрабатывающей промышленности
- Восстановление контроля над национальной валютой, обеспечение экономики необходимым количеством национальной денежной единицы, без ссудного процента (Магрит Кеннеди), с платой за простой (налогом на хранение) (Лиетар Бернар, Сильвио Гезель)
- Индустриализация, господдержка сфер деятельности с возрастающей отдачей, несовершенной конкуренцией (Эрик Райнерт).
- Политика экспортной дисциплины (Джо Стадвелл)
- Фокус на инноваций, синергию между разными экономическими секторами, экономию за счет роста производства и диверсификации продукции, а также существование таких видов экономической деятельности, которые делают эти факторы возможными (Эрик Райнерт).
Жизнь на планете умирает, потому что мы пытаемся использовать экономику 18-го столетия индустриальной эры, для решения проблем 21-го века. Но экономика 18-го века — это «экономика рабовладения» — мы относимся к планете, как к рабу. Это и создало наши сегодняшние проблемы… Устаревшая экономика не ценит жизнь — она ценит только деньги, собственность, материальные ресурсы в руках «владельцев капитала».
Так какой же будет конечный результат: еще больше денег для ультабогатых владельцев капитала за счет уменьшения жизней на земле? Хотим ли мы этого?
Вячеслав Горобец
