Вот что пишет по этому поводу советский коллекционер В.Гагенмейстер:
В 1918-19 гг. отсутствие разменных знаков на Украине вызвало усиленный выпуск денежных суррогатов на местах, между прочим и в Подолии, в бывшем губернском центре Каменце-Под., в уездных городах — Проскурове, Новой-Ушице, Баре, Могилев-Под, и др. и даже в местечках — Миньковцах, Дунаевцах, Зинькове и др. Выпуск городских, уездных и местечковых бон, иногда даже многократный, не всегда мог удовлетворить потребность населения в разменных знаках и потому различные организации и «предприятия вынуждены были выпустить местные — „боны», „разменные билеты», „росписки», „ордера” „временные знаки», „денежные знаки», разменные знаки», дробнi грошовi знаки», „кредитовi знаки» и просто „знаки». Особенно много выпущено таких суррогатов в Каменце-Под., судя по сохранившимся образцам.
Из известных мне, частью помеченных в различных каталогах, отмечу следующие: „Общество потребителей служащих Каменец-Под, почтово-телеграфной конторы» (1, 3 и 5 руб.), кооператив „Взаємодопомога» П. Г. А. У. (Подольск. Губернск. Акцизн. Управл. (в 5,10 и 25 карбаванщ’в», Подольское Акцизное Управление «Хлебный один рубль», “Хлебные три рубля”, кооператив т-ва Судебного Ведомства г. Каменца-Под. (1, 3, 5 и 10 рубл.), аптека П. Хомского, „Украiнський клюб в Кам’янцi на Подi—(2, 6, 10 и 20 гривень), „Арт. Клюб» (5 карбов.), «Экономическая кофейня И. Барава» (1 и 5 руб.), «Сходна цукерня Козмана Тора» (1 и 3 карб.), пивоваренный завод Клейдермана и дешевая столовая Еврейского о-ва.
(Какие чудесные названия!)
Боны выпускались на украинском, реже на русском языках, с подписями-оригиналами или печатными лиц, возглавляющих учреждение. Большинство каменецких бон исполнено на бумаге низшего сорта вплоть до тонкой оберточной, обыкновенно различного цвета для каждого достоинства одной серии. Печатались боны типографским набором, за исключением Каменецкого Акцизного Управления (на гектографе) и Каменецкой Городской Управы (цинкография). Краткая история последних и является темой настоящей заметки.
События после 1919 года, ареной которых в продолжение сравнительно долгого времени являлся Каменец-Подол., помешали сохранить документальные материалы для истории каменецких бон. В архиве бывш. Городской Управы нет дел за 1919 год (время выпуска городских каменецких бон), а отсутствие протоколов заседаний финансовой комиссии, бухгалтерских книг, счетов и т. п. затрудняет установление эмиссий и точную датировку времени выпуска бон и стоимости печатания. В довершение всего каменецкие библиотеки, по различным причинам, лишены местных газет того времени, отражавших между прочим хронику и финансовой жизни города.
Автор настоящей заметки, в качестве художника принимал участие в специальном заседании финансовой комиссии Каменецкой Городской Управы, в которой были рассмотрены проекты каменецких городских бон, представленные заведующим одной из местных типографий —„Св. Троицкого Братства». Проекты бон были исполнены типографским ручным набором с односторонним изображением.
“Бон один карбованец Кам’янецької Міської Управи», как значится на первом из них, напечатан на простой писчей бумаге в две краски: желтый фон, изображающий сетку и обрамление из геометрического узора и голубого цвета текст с гербом Подолии (солнце с лучами) по середине. В надписи — „Мiський Банк обмнiне бони на державнi кредитовi бiлети без обмеження суми», кроме орфографических ошибок бон на украинском языке), в слове кредитовi пропущена в наборе буква «р», а слово «обмеження» напечатано так: „оамеження».
Купюра 3 карбованцi несколько большего размера напечатана в четыре краски: фон — геометрический узор желтого цвета с повторяющимися цифрами “3” и словами „три карбованцi» голубого цвета, посередине красного цвета ажурный герб, в форме, подобной украинским надпечаткам на русских почтовых марках того времени. Текст боны напечатан светло-коричневой краской.
На обратной стороне проекта боны в 1 карбованець (в коллекции автора) сохранился нижеприводимый расчет стоимости выполнения 1000 экземпляров бон типографским способом, написанный во время заседания указанной выше комиссии, а именно:
- Печать 1000—100 руб.
- Бумага (20 шт. в листе) на 1000 шт. 50 лист, по 20 коп,—10 руб.
Проекты бон, напечатанные в нескольких экземплярах, комиссией не были утверждены, а было предложено художнику Г. составить рисунки для четырех бон достоинством в 2, 6, 10 и 20 гривень. Представленные четыре рисунка с характерными для гор. Каменца изображениями — общего вида города, Баториевой башни (Батряна брама) старинной крепости, были одобрены и приобретены Управой, но выполнение их в местной цинко-типографии вызвало непреодолимые затруднения, главным образом финансового характера и привело к тому, что владельцу цинкографии предоставлена была полная инициативах условием быстрого изготовления бон. Владелец цинкографии упростил для себя исполнение бон печатанием одного рисунка для всех четырех достоинств, с заменой лишь соответствующих цифр и слов.
Каменецкие городские боны были в обращении короткое время благодаря скверной бумаге быстро изнашивались, кроме 20 гривень, напечатанных на плотной серовато-лиловатого цвета паспортной бумаге с водяными знаками в виде волнистых линий, расположенных вертикально или горизонтально.
О том, что деньги сами по себе не имеют никакой внутренней ценности. Если денег не хватало, их просто дорисовывали или допечатывали. Об этом мы узнаем даже из художественных произведений в истории Украины. Это как раз хороший пример правильных денег, когда они служили только средством обмена, и не подходили для сбережения. И это отлично работало, когда все соглашались на этот негласный договор.
«Фиолетовый луч». Константин Паустовский.
…Фальшивых денег было так много, а настоящих так мало, что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Фальшивые деньги ходили свободно и по тому же курсу, что и настоящие.
Не было ни одной типографии, где бы наборщики и литографы не выпускали бы, веселясь, поддельные петлюровские ассигнации — карбованцы и шаги. Шаг был самой мелкой монетой. Он стоил полкопейки.
Многие предприимчивые граждане делали фальшивые деньги у себя на дому при помощи туши и дешевых акварельных красок. И даже не прятали их, когда кто-нибудь посторонний входил в комнату.
Особенно бурное изготовление фальшивых денег, и самогона из пшена происходило в комнате у пана Ктуренды.
После того как этот велеречивый пан втиснул меня в гетманскую армию, он проникся ко мне расположением, какое часто бывает у палача к своей жертве. Он был изысканно любезен и все время зазывал меня к себе.
Меня интересовал этот последний обмылок мелкой шляхты, дожившей до нашей (по выражению самого пана Ктуренды) «сногсшибательной» эпохи.
Однажды я зашел к нему в тесную комнату, уставленную бутылями с мутной «пшенкой». Кисло попахивало краской и тем особым специфическим лекарством,- я забыл сейчас его название,- каким залечивали в то время триппер.
Я застал пана Ктуренду за приготовлением петлюровских сторублевок. На них были изображены две волоокие дивчины в шитых рубахах, с крепкими голыми ногами. Дивчины эти почему-то стояли в грациозных позах балерин на затейливых фестонах и завитках, которые пан Ктуренда в это время как раз наводил тушью.
Мать пана Ктуренды — худенькая старушка с дрожащим лицом — сидела за ширмой и читала вполголоса польский молитвенник.
-
Фестон есть альфа и омега петлюровских ассигнаций, — сказал мне пан Ктуренда наставительным тоном. — Вместо этих двух украинских паненок вы можете без всякого риска нарисовать телеса двух полных женщин, таких, как мадам Гомоляка. Это не важно. Важно, чтобы вот этот фестон был похож на правительственный. Тогда никто даже не подмигнет этим пышным пикантным дамам я охотно разменяет вам ваши сто карбованцев.
-
Сколько же вы их делаете?
-
Я рисую в день,- ответил пан Ктуренда и важно выпятил губы с подстриженными усиками,- до трех билетов. А также и пять. Зависимо от моего вдохновения.
-
Бася! — сказала из-за ширмы старушка. — Сынку мой. Я боюсь.
-
Ничего не будет, мамуся. Никто не посмеет посягнуть на особу пана Ктуренды.
-
Я не тюрьмы боюсь, — вдруг неожиданно ответила старушка. — Я тебя боюсь, Бася.
-
Водянистость мозга, — сказал пан Ктуренда и подмигнул на старушку. — Извините, мамуся, но не можете ли вы помолчать?
