Продолжаем анализировать Адама Смита, которого называющие себя либералами, никогда не читали.
Социальные блага он (удивительно!) к стыду и невежеству современных экономистов, НЕ ОТДАВАЛ на откуп «свободному рынку».
Так вот, великий экономист был уверен, что чем меньше государство вмешивается в экономическую жизнь, тем лучше, потому как по природе своей оно расточительно, безответственно и непроизводительно. И все же Адам Смит не возражал против действий государства, направленных на повышение всеобщего благосостояния, – а именно в этом и пытались всех убедить его адепты уже после смерти учителя.
Так, он предостерегает от отупляющего воздействия массового производства: «Но умственные умственные способности и развитие большой части людей необходимо складываются в соответствии с их обычными занятиями. Человек, вся жизнь которого проходит в выполнении немногих простых операций… обыкновенно становится таким тупым и невежественным, каким только может стать человеческое существо», – а затем предсказывает затухание достоинств рабочего класса, «если только правительство не прилагает усилий для предотвращения этого».
Более того, он не только не противостоит деятельности государства как таковой, но и указывает на три задания, которые оно должно выполнять в обществе совершенной свободы. Во-первых, что неудивительно, ему следует защищать общество от «насилий и вторжения» других обществ. Во-вторых, оно должно обеспечить «хорошее отправление правосудия» для всех граждан. Наконец, третья обязанность государства – это обязанность «создавать и содержать определенные общественные сооружения и учреждения, создание и содержание которых не может быть в интересах отдельных лиц или небольших групп, потому что прибыль от них не сможет никогда оплатить издержки отдельному лицу или небольшой группе, хотя и сможет часто с излишком оплатить их большому обществу».
Говоря современным языком, Смит намеренно подчеркивает полезность общественных инвестиций в те проекты, что не могут быть выполнены частным сектором, – в качестве двух примеров он приводит дороги и образование. Вряд ли стоит говорить, что со времен Смита эта идея набирала популярность – достаточно лишь вспомнить о защите от наводнений, возмещении ущерба окружающей среде и фундаментальных научных исследованиях, – но сама идея, как и многое другое, является лишь неявным компонентом общего мировидения Смита.
И о монополиях
Главный злодей в системе Адама Смита не государство как таковое, но монополия в любых ее проявлениях. Он не питает никаких иллюзий: «Представители одного и того же вида торговли или ремесла редко собираются вместе даже для развлечений и веселья без того, чтобы их разговор не кончился заговором против публики или каким-либо соглашением о повышении цен».
И беда даже не в том, что подобные встречи предосудительны по природе своей – в конце концов, они только порождение человеческого эгоизма; к сожалению, они затрудняют нормальное функционирование рынка. Конечно, Смит был прав. Если рынок на самом деле способен производить наибольшее количество продуктов по самым низким ценам, то любая помеха его деятельности неизбежно приведет к снижению всеобщего благополучия. Если – как это было в те времена – ни один шляпных дел мастер во всей Англии не может прибегать к услугам более чем двух подмастерьев, а ножовщики в Шеффилде вынуждены довольствоваться одним, рынок вряд ли в состоянии продемонстрировать все, на что он способен.
Если – а Смит был свидетелем подобного положения вещей – у нищих нет ни единого шанса покинуть свой приход и найти работу там, где она есть, рынок не в состоянии привлечь трудовые ресурсы туда, где они необходимы. Если, как во времена Смита, гигантских размеров компании обладают монополией на внешнюю торговлю, общество не может извлечь всю выгоду из дешевизны зарубежных продуктов. А значит, говорит Смит, эти препятствия должны исчезнуть. Рынок должен быть свободен в выборе естественного уровня цен, оплаты труда, прибылей и объема выпуска; все, что мешает его работе, осязаемо сокращает настоящее богатство народа.
Но поскольку совершенно любое вмешательство государства, включая законы о минимальной чистоте на фабриках и запрещение приковывать детей к станкам, могло быть истолковано как помеха деятельности рынка, цитаты из «Богатства народов» широко использовались в борьбе с первыми попытками принятия хоть сколько-нибудь человечного законодательства. Несправедливость судьбы: человек, предупреждавший о том, что класс алчных промышленников XVIII века «обычно заинтересован в том, чтобы вводить общество в заблуждение и даже угнетать его», помимо своей воли стал их святым покровителем.
Даже сегодня невнимательное отношение к его философии приводит к тому, что Смита считают консервативным экономистом, хотя по сравнению с любым современным либеральным экономистом его неприятие мотивов предпринимателей было куда более открытым.
Мораль и экономика
Революционным было то, как Смит объединил мораль (Теория моральных чувств) и политическую экономию (Богатство народов) в единое объяснение человеческого поведения с необычайной степенью точности. Он привнес в эти области научный подход, основанный на наблюдениях, заменив ранее существовавшие религиозные догмы.
Смит был первым, кто поставил рынки в центр экономики, и, таким образом, его можно рассматривать как основу для современной политики.
Но его не меньше интересовали более широкие моральные мотивы и институты, необходимые для поддержания экономики, основанной на личных интересах: рынки действительно были ключевыми, но иногда требовалось вмешательство государства, чтобы подтвердить их легитимность. Например, Смит выступал за широкое государственное образование и хотел использовать излишки для поддержки бедных и экономически непродуктивных. Смита следует помнить за его стремление создать осмысленный и гуманный капитализм, не смотря на искажение его работ неолибералами (наиболее известная — Маргарет Тэтчер), а также сути его идей, он оставил большой след в обществе.
«Улучшение жизни низших слоев населения — это преимущество или неудобство для общества? Ответ на первый взгляд кажется совершенно простым. Слуги, рабочие и крестьяне составляют гораздо большую часть любого крупного политического общества. То, что улучшает жизнь большей части, не может рассматриваться как неудобство для общества, как единого целого. Безусловно, ни одно общество не может быть процветающим и счастливым, если большая часть его членов бедна и несчастна». — Богатство народов, Адам Смит
Сравните теперь с тем, как трактуют нам капитализм «от Адама Смита»: как социал-дарвинизм и конкуренцию на выживание. Бедные заслуживают бедности и даже смерти, потому что они сами виноваты в том, что бедны…
Большая часть «Богатства народов» — это полемика против меркантильной системы времен Смита. Особенно он был озабочен деятельностью Ост-Индской компании, монополии, которую Британия сочла, как мы теперь называем, «слишком большой, чтобы потерпеть неудачу».
Парадоксально, что мы приняли большую часть экономической теории Смита, но все еще сталкиваемся с теми же проблемами, с которыми Адам Смит боролся в «Богатстве народов» — правительствами, действующими под влиянием богатых торговцев, бедностью простых людей, завышенных цен и массового обнищания.
«Эта склонность восхищаться и почти поклоняться богатым и могущественным и презирать или, по крайней мере, пренебрегать людьми бедными, хотя и необходима как для установления порядка в обществе, так и для поддержания различия между сословиями и властью. В то же время, это причина величайшего искажения наших моральных чувств». — Теория моральных чувств
«Нет ничего неразумного в том, что богатые должны вносить свой вклад в общественные расходы не только пропорционально их доходам, но и даже больше этой пропорции». — Богатство народов, Адам Смит
Это тем либералам, которые утверждают, что богатые должны только платить налоги и больше они обществу ничего не должны! (Когда я упоминаю в спорах о том, что богатые должны нести социальную ответственность).
Адам Смит считал, что «Капитализм — хорошая система». Мы просто делаем это неправильно. Адам Смит подчеркивает, что мы при этом мы все должны быть хорошими людьми…
Капиталисты, которые не читают Смита, подобны христианам, которые не читают Библию. Я определил экономику Laissez-Faire как «американскую религию».
