[mks_pullquote align=»left» width=»300″ size=»24″ bg_color=»#81d742″ txt_color=»#ffffff»]Мы не наследуем землю родителей, мы одалживаем её у наших детей (индейская пословица)[/mks_pullquote]
Мировая рецессия ставит вопрос перезапуска экономики. Увеличение размеров валового продукта, рост доходов населения, количества произведенных товаров и, соответственно, уровня их потребления являются неизменными ключевыми критериями оценки эффективности власти с точки зрения экономики. Способны ли такие монетарные и количественные методы подсчитать пользу, которую вся экономическая система дает непосредственно человеку?
Есть и течения в науке, которые отказываются воспринимать экономический рост и производство как самоцель развития общества. Приоритетами становятся личностный рост, человеческое общение, потребление культурных продуктов вместо материальных.
Сторонники этой теории указывают на экологические и социальные проблемы, порождаемые глобальным потреблением, на неустойчивость модели, которая существует за счет неравенства и уничтожения природы, не принося удовлетворения человеку, который в ней находится.
В качестве альтернативы предполагается идея «антироста». Экономика должна перестать быть центральной темой общественной жизни, хозяйственная деятельность — перестать строиться на глобальных торговых связях и доступности полезных ископаемых. Экономика и жизнь людей возвращаются на местный уровень.
Сельское хозяйство обеспечивает питанием население окрестностей, рабочий день сокращается за счет отказа от избыточного производства. Одноразовые предметы, запрограммированное устаревание, будучи нерациональным расходованием ресурсов, ликвидируются. Естественно, даже некоторые из этих решений снизят традиционные экономические показатели, но не уровень жизни.
Один из идеологов концепции антироста — Серж Лятуш, профессор Университета Париж-юг XI, специалист по экономике, политическим и социальным наукам. Мы поговорили с ним о том, как антирост может сделать людей счастливее, о мире без нефти и об идях Толстого и Кропоткина.
— Экономически развитые страны обладают развитой инфраструктурой, которая позволит населению достойно жить в отсутствие экономического роста, но может ли быть антирост там, где этой инфраструктуры нет? При каких условиях экономического развития страны может быть реализован проект антироста?
— На первый взгляд, проект антироста подходит странам, уже испытавшим на себе результаты существенного экономического развития, но неприменим для стран, которые называют недоразвитыми, развивающимися, которые до сих пор не получили доступа к обществу потребления. На самом деле это вопрос своеобразного маркетинга: подхода к продвижению этой идеи в индивидуальном порядке. Не везде это должно называться антиростом, можно находить другие названия, обозначающие устойчивое общество. Но если мы соглашаемся с идеей о том, что общество потребления и развитие ради развития являются ловушками, тянущими нас к катастрофе, то она также верна и для тех, кто только подходит к ней и еще способен ее избежать.
— В рассуждениях об антиросте Вы чаще иных поднимаете вопрос о производстве питания, почему так?
— Современное сельское хозяйство основано на использовании пестицидов, техники, химических удобрений, то есть на нефти. Происходящее — катастрофа со всех точек зрения: санитарной, экологической, антропологической, земля превращается в пустыню, почвы истощаются. Однозначно такой способ хозяйствования не является решением будущего: это не продуктивность, а фанатичный продуктивизм.
Система производства пищи сегодня стимулирует пандемию ожирения — люди потребляют слишком много жиров и сахара. Это легко транспортируемые формы продовольствия, именно их выгодно производить на больших хозяйствах. Дополнительно используются синтетические консерванты, обладающие канцерогенными свойствами и вместе с тем требующими большого количества энергии для производства.
— Если всё так плохо, то почему система ещё существует?
— Хозяйство может быть экономически эффективным, когда есть нефть и огромные земельные территории, как в США. На них можно работать, привлекая мало людей и получая огромное количество продуктов, но соотношение потраченной и полученной энергии крайне низкое, в некоторых случаях оно может составлять 500 потраченных калорий на одну произведенную пищевую калорию.
Существуют альтернативные системы — агролесоводство, пермакультура и другие. С приложением большего количества рук можно получать достойные урожаи. На национальном уровне это доказали японцы, получающие по три урожая с небольших участков, возделываемых вручную. Учитывая миллионы безработных по всей планете, недостаток рабочих рук не является проблемой для развития системы локального сельского хозяйства, снабжающего население на местном уровне здоровыми сезонными продуктами питания.
— Вы пишете, что антирост является культурным проектом. Откуда могут прийти необходимые культурные изменения, видите ли Вы их где-нибудь?
— Вокруг себя — в европейских нациях, во Франции — я вижу сдвиги в нужную сторону, особенно среди молодежи. Возникает какая-то осознанность, вдохновение на изменения, я это называю деколонизацией воображаемого (деколонизация мысли). Это очень медленный процесс: сложно биться с огромной машиной продуктивистской пропаганды, давлением лобби транснациональных фирм.
Кроме этого, я вижу некоторые страны, в первую очередь в Латинской Америке, которым удалось восстановить не до конца уничтоженную традиционную мудрость и скромность. Мы это видим в Боливии, управляемой президентом Моралесом, в Эквадоре под руководством Рафаэля Корреа, в Уругвае. Мы видим традиции коренных народов Америки, которые всплывают в современном сознании. Представление о достойной жизни, в гармонии с природой, которая рассматривается как субъект, а не объект человеческой деятельности. Эти ценности отражаются и в новых законах и конституциях, принимаемых этими странами.
— В русской культуре есть корни антироста?
— Да, они связаны с именами Толстого, Кропоткина, Чаянова, и их идеи вновь получают свою значимость. Среди современных мыслителей хотелось бы отметить Теодора Шанина (основатель Высшей школы социальных и экономических наук при РАНХиГС), с которым я общался на почве концепции антироста. Я не знаю, читают ли сегодня русские Толстого и авторов-народников, у меня ощущение, что их сейчас вытягивают на поверхность, в том числе, в рамках политического процесса, но их мысли деформируются национализмом…
— Как будет выглядеть переход к обществу антироста?
— Это всегда выбор. Когда-то, на заре независимости Индии, это понял Махатма Ганди, он не хотел для своей родины вхождения в общество роста. Были дебаты, где с одной стороны выступала молодежь, получившая техническое образование в британских университетах, а с другой — проект Ганди, проект скромности и автономности. Он стремился создать систему деревень, которые развиваются, удовлетворяют потребности населения, не сталкиваясь с ограничениями, связанными с экономическим ростом. К сожалению, сегодня эту позицию не разделяют соотечественники Ганди.
Не сразу поддался обществу потребления Китай, который был вынужден впустить его под гром пушек опиумных войн, Япония тоже сопротивлялась, но сдалась быстрее.
Не является исключением и Россия, где в начале ХХ века были большие дебаты, одной из сторон которых были народники. Они хотели опираться на Мiр, на коммуну. Проекты Толстого и Кропоткина тоже не основывались на бесконечном росте.
— Сегодня российская экономика основана на нефти. Может ли общество отказаться от богатств, которые получаются благодаря нефти?
— Я не знаю, возможно ли это, но могу точно сказать, что желательно. Нефтяная экономика — хищническая, а не производительная. Это хищническое отношение к природе, к ресурсам, которые надо использовать крайне бережливо. Используя нефть, мы ускоряем изменения климата, эффекты которых мы видим сегодня и приближаемся к катастрофе. Нефть продукт ограниченный, исключительный, и им надо пользоваться только там, где невозможно без него обойтись. Сегодня мы его разбазариваем, используем не по назначению.
Вторая причина — плохо используемый ресурс создает ренту, которая никогда не служила на благо населения, нет ни одного подобного примера. В некоторых случаях, например в Нигерии, она приводит к совершенно ужасным последствиям, к резне. В других случаях от обогащения нефтяных эмиров и русских олигархов население тоже ничего не получает.
— Россия обладает большими запасами неиспользуемых территорий. Означает ли проект антироста отказ от их освоения?
— Этот вопрос решается традиционно: новые земли надо колонизировать по мере роста населения и его потребностей. Нет ничего плохого в том, чтобы оставить значительное пространство, в котором смогут жить и размножаться растения и животные без их систематического уничтожения. К тому же природные территории нужны для выращивания скота в естественных условиях, которое должно прийти на смену интенсивному животноводству. Естественно, что вопрос о введении новых земель в оборот будет решаться разными способами в перенаселенной Руанде и малонаселенной Канаде.
— В Воронежской области, регионе с одной из наиболее богатых в мире почв, планируется развитие никелевых месторождений. Как Вы оцениваете подобное решение?
— Добывающая промышленность не дает ничего местному населению, она нарушает природное и социальное равновесие, в котором людям удается поддерживать разумный уровень жизни. Уничтожается плодородный слой ради обогащения нескольких владельцев-эксплуататоров. Это примерно одинаково везде и всегда, и скорее всего, такая же ситуация будет развиваться и здесь.
— Могут ли массовые протесты последних лет, в том числе «арабская весна», стать источником антироста?
— Парадоксально и печально, но нет. Эти исламистские и националистские движения впитывают традиционные идеи, но их экономический подход остается ультралиберальным и ультрапродуктивистским. Очень поверхностно ставится вопрос о пересмотре некоторых аспектов западной культуры, а пересматриваемые аспекты мне кажутся достаточно позитивными: эмансипация религии, освобождение женщин…
— Станет ли экономический кризис 2009 года, плавно перетекший, по всей видимости, в кризис 2014 года, крахом либеральной экономики?
— С теоретической точки зрения сегодня никто не защищает либеральную модель, но на практике каждый является ее сообщником. Мы находимся в безумной ситуации: все президенты развитых стран говорят, что либерализм умер, что налоговые гавани должны быть ликвидированы, но всё это продолжает существовать. Более того, настоящая власть у всемирной экономической олигархии. До тех пор, пока она не будет смещена, мы будем находиться в состоянии кризиса и не увидим настоящих перемен.
Как только начинается восстановление экономики, оно оказывается заблокировано ценой на нефть и другие первичные ресурсы, а эти цены, в свою очередь, связаны с экологическим кризисом. Настоящего восстановления уже нет, и вместе с общественным кризисом, кризисом ценностей, культуры они все смешиваются, и мы оказываемся в постоянно продолжающемся кризисе. Неизвестно, что станет спусковым крючком обвала — изменения климата, голод, падение доллара или международной экономики, — но все факторы будут играть свою роль.
Как мы выйдем из этого обвала? Или создав общество с моделью благополучия, не зависящей от предыдущей идеи безграничного роста, или же создав жестокую диктатуру для поддержания благополучия отдельных групп в условиях крайне ограниченных ресурсов.
— Эти диктатуры возникнут и в традиционно демократических странах?
— Уже сегодня можно обнаружить, что демократия находится в процессе трансформации, актуальнее говорить о постдемократиях. Лобби и медиа коррумпируют демократии, манипулируют властью. Пока мы еще не находимся в системах тоталитаризма или диктатуры, плюрализм еще работает, но он явно изменился, особенно с созданием систем глобального наблюдения, например со стороны американского Агентства национальной безопасности. Мы уже находимся под присмотром оруэлловского Большого Брата.
— Но проект антироста должен развивать политическую систему в сторону маленьких самоуправляющихся систем?
— В некоторых регионах, где антирост победит, возможно сохранение локальных демократий, которые будут создавать широкие властные структуры по форме пирамиды. Такую модель описал Мюррей Букчин.
— Смогут ли две системы сосуществовать на одной планете?
— Существует риск, что мир будет становиться всё более хаотичным, в нем не будет международных отношений, потому что не будет нефти и передвижения на самолетах. Вырастет возможность автономии. Не забывайте, что техническая деградация существенно снизит технические возможности, в том числе, и возможных фашистских режимов. Вполне вероятно, что они даже не будут в состоянии транспортировать атомную бомбу. Впрочем, в этих рассуждениях, я надеюсь, мы ушли в научную фантастику.
