Европа пыжится, зараза,
нам продавать мешая газ.
Но у Европы нету газа
— он сконцентрирован у нас!
Он вызревает в зыбкой топи,
где свет потух, а люд протух:
его не может быть в Европе,
поскольку это русский дух.
Он вроде местного спецназа,
и вы задумайтесь сперва:
когда у вас не будет газа,
вы перейдете на дрова.
Тогда вам станет очевидна
несправедливость ваших слов,
вам станет больно и обидно,
к тому ж у вас ведь нет и дров!
Вы все там дружите домами,
бабла полно, но дров-то нет,
— а мы их столько наломали,
что можно греться двести лет.
Об этом вам не ради фразы
сказал правительства глава:
у вас там дух — у нас тут газы,
у вас права — у нас дрова.
Мы, может, звери перед вами
и все живем не по уму,
но до сих пор топить правами
не удавалось никому.
Дрожи, голодный и раздетый
Европы Западной жилец.
Раз нету дров — топи газетой…
Но нет и прессы, наконец,
за чечевичную похлебку
твердящей наглое вранье,
такой, чтоб захотелось в топку
швырнуть немедленно ее.
Приятно русскую газету
швырнуть в печной уютный ад.
У вас подобной прессы нету
— и разве ваши так горят?!
А наши так наглы и робки,
в них так цветет белиберда,
что иногда без всякой топки
они сгорают со стыда.
И хоть ума у вас палата,
он не поможет в этот раз
— похоже, топливо, ребята,
вам брать опять-таки у нас.
Нам не обидно, мы привыкли,
что нет почтения ни в ком…
Но если нет газет — то фиг ли:
иные топят кизяком.
Простите, что такая проза
нам служит пищей для ума:
кизяк — особый вид навоза,
кирпич сушеного дерьма.
По воле праведного Бога,
что нас хранит на этот раз,
у нас его настолько много,
что отдыхает даже газ.
Оно растет, оно не тает,
оно буквально застит свет —
у вас самих его хватает,
но столько не было и нет.
Универсальная приправа,
национальная черта
— оно налево и направо,
на всякий вкус, на все сорта,
и в нашем рвении холопьем,
под стоны местных Диотим,
мы всех натопим, всех затопим
в два счета, если захотим.
Что ж, недалек конец рассказа.
Распорядился ход планет,
что там, в Европе, нету газа,
и нету дров, и прессы нет
— такой, которая бы в топку
просилась русским языком, —
и наконец ее, холопку,
Господь обидел кизяком.
Ей-ей, пора бежать оттуда.
Ее, с мошной ее пустой,
спасла бы только диктатура —
но ведь, похоже, нет и той.
Она дивила всю планету,
но, проиграв, пошла на дно:
ее в Европе больше нету,
зато у нас ее полно.
Сегодня, в двадцать первом веке,
мечте фантастов голубой, —
у нас диктатор в каждом ЖЭКе
и в поликлинике любой;
накачан бешеным откатом,
безмерной властью облечен, —
у нас в любом сидит диктатор,
не понимающий ни в чем.
B каждый дурень — спору нету,
все дурни грамотны уже, —
готов немедля сжить со свету
другого дурня из ЖЖ.
Народ у нас довольно хмурый,
ему ли злобу побороть?
Мы все набиты диктатурой,
она буквально наша плоть;
наш опыт ничему не учит,
а если учит, то не нас;
нас диктатура так же пучит,
как нашу землю пучит газ;
она корежит наши лица
и отравляет мирный труд,
и мы готовы поделиться —
но почему-то не берут.
Когда б пришла такая фаза,
что мир и вправду был готов
забрать у нас избыток газа,
а вслед за ним избыток дров,
и государственную прессу,
что понимает все сама,
и вслед за ней, для интересу,
избыток местного дерьма,
и диктатуру, что под старость
преобразилась в рококо, —
не знаю, с чем бы мы остались.
Но как вздохнули бы легко!
* * *
https://novayagazeta.livejournal.com/
